А потом и эти мысли растворяются в эфирном пространстве – навстречу моему Леше из дверей ресторана выплывает его невеста, чуть пьяно пошатываясь на высоких каблуках в роскошной распахнутой шубе.
– Леша! – радостно кричит она и пытается ускориться, но алкоголь играет с ней злую шутку.
Стройные ножки заплетаются, совсем не держат свою хозяйку, и блондинка начинает падать.
Богданов, разумеется, как истинный рыцарь, подхватывает любимую, прижимает к себе за талию и что-то шепчет ей на ухо.
Мне неслышно слов, я не вижу выражение его лица, так как его накрывает светлая волна волос, но запоздалое осознание больно бьет своей уродливой правдой прямо в сердце.
Он приехал не за мной.
Он приехал за ней…за своей невестой.
И то, как он подхватил ее на руки, прижал к себе, позволяя тонким рукам обвить шею, только подтверждает это.
Как доехала до дома, не помню.
На душе было невыносимо горько так, словно кто-то разлил внутри банку с кислотой.
Любовь – это яд. И я отравлена им, пропитана каждая клеточка моей кожи.
Хочу содрать с себя одежду, залезть под душ и долго драить тело жесткой мочалкой, соскребая отвратительную жижу этого яда.
Собственно, так и делаю, когда оказываюсь дома.
Неожиданно пустая квартира встречает меня тишиной. Мама с дядей Витей, куда-то уехали, и это меня расстраивает еще больше. Когда рядом кто-то есть всегда проще держать себя в руках, а сейчас наедине с собой я только медленно скатываюсь в неконтролируемую истерику.
Под горячим душем стою долго, пока перед глазами не начинают бегать черные точки и кружиться голова. Плечи вздрагивают от рыданий, и мне кажется, будто я задыхаюсь от невозможности выплеснуть эту боль. Она огненным шаром сконцентрировалась в районе груди и так и давит, жжёт, норовя разорвать, испепелись мое несчастное сердце на кусочки.
После длительной и выматывающей истерики, легче не становится, но измученное сознание просто отключается, стоит мне только доползти до кровати.
Во сне мне хорошо и спокойно и даже грезится что-то приятное потому, что проснувшись, я чувствую какое-то бездумное умиротворение.
– Лиза, – слышу я мамин голос, – Ты проснулась?
Я киваю в ответ, потягиваюсь в постели, открываю глаза и понимаю, что мамы рядом нет.
За окном давно светит яркое морозное солнце, а в квартире до сих пор тишина.
Острый укол беспокойства в грудной клетке.
Мама обычно всегда предупреждает заранее, если куда-то собирается уезжать. Это случается не так уж и часто. Она домоседка. Подрываюсь с постели и первым делом отыскиваю в прихожей валяющуюся на полу сумку. Судорожно достаю телефон и быстро просматриваю пропущенные вызовы.
Два звонка и оба от Алексея.
В другой момент я бы даже порадовалась этому факту, но сейчас я начинаю реально трястись от охватившей сознание паники.
Даже если бы мама засиделась в гостях до утра, то обязательно написала бы сообщение, чтобы я не волновалась. Совсем не похоже на нее.
Быстро отыскиваю мамин номер в контактах и нажимаю кнопку вызова, чтобы в следующую секунду с ужасом услышать на кухне знакомую мелодию вызова.
Ее телефон дома.
Но где же она сама?
И тут замечаю детали, на которые вчера попросту не обратила внимания: разлитый на полу и уже подсохший чай, рядом телефон, кастрюля с супом на плите. Его определенно разогревали, а потом забыли поставить в холодильник. И в завершение картины: мамин пуховик, спокойно весящий в прихожей на крючке и черные сапожки на обувной полочке.
Не могла же она уйти из дома без верхней одежды?
В ужасе перевожу взгляд на часы – половина десятого утра.
Когда можно уже обращаться в полицию?
И где, мать его за ногу, дядя Витя?
Тупо смотрю на мужские тапки, что стоят на том же самом месте, где и обычно, а в следующее мгновение вздрагиваю, когда в руке вибрирует телефон.
Бездумно поднимаю трубку.
– Елизавета Алфёрова?
– Да.
– Вас беспокоят с городской клинической больницы номер десять. Сегодня к нам с бригадой скорой помощи поступила Наталья Алферова.
– Это моя мама, – глухо выдавила я, пытаясь сообразить, что происходит.
Монотонный и безучастный женский голос мне что-то еще рассказывает о состоянии моей матери. Из всего я воспринимаю только информацию о том, в каком отделении она сейчас находится, и какие личные вещи мне необходимо ей привезти.
А дальше, как в страшном сне.
Я ношусь по квартире, собирая сумку с одеждой, гигиеническими принадлежностями, сама умываюсь, одеваюсь и пулей, наперевес с тяжёлой сумкой, вылетаю из квартиры.
Пока бегу к остановке в рюкзаке за спиной снова звонит телефон. Я в впопыхах пытаюсь его достать и одновременно спешу – нужный мне автобус уже подъехал. Вскоре звонок прекращается. Уже в автобусе смотрю на экран – снова названивал Богданов.
Несколько мгновений я рассматриваю его имя в списке пропущенных. Палец зависает над кнопкой с зеленой трубкой, а потом я малодушно блокирую экран и убираю телефон обратно в рюкзак.
Не готова, сейчас с ним разговаривать.
ГЛАВА 5
Как за каменной стеной
Воспоминания о тех тяжелых месяцах, что мне пришлось пережить, пока мама была, практически прикована к кровати, вспоминать страшно.