Твое сердце будет разбито. Книга 1 (СИ)

— Что? — одними губами спросила я.

— Не стой здесь босиком, замерзнешь и заболеешь, — сказал он и протянул мне руку. — Заходи в квартиру.

Я проигнорировала его ладонь, но зашла обратно — на улице действительно было прохладно.

— Не злись на меня, — сказал Барс. — Я не хотел обидеть тебя. Ненавижу это слово, но… Прости.

Я непонимающе взглянула на него.

— Прости, я не хотел задеть тебя и память твоего отца. Признаю, что был неправ. Погорячился.

Барс отвел глаза в сторону.

— Хорошо, — кивнула я. — Ты ведь не знал.

— Иди домой, — вдруг решил он.

— Что? — удивилась я.

— Иди домой, отдохни. Знаю, ты устала.

Слыша это, я растерялась.

— Но я же не все сделала.

— Плевать, — отмахнулся Барс. — Просто иди домой,

— Выгоняешь? — сощурилась я. — Знаешь, Барсиков, я не уйду, пока не сделаю все, что хотела. Из принципа.

Я вернулась в комнату, села за стол и принялась за домашку — выполняла ее, как робот, просто чтобы занять мысли и не думать о папе. Я ведь знала, что легко могу расклеиться.

Барс пришел следом вместе с котенком и Лордом — в квартире они сопровождали его, как свита. Он был их мамочкой и папочкой в одном лице. Пока я занималась домашкой, он снова сидел рядом и смотрел на меня. А потом и вовсе заснул, лежа на диване и закинув одну руку под голову.

На улице стремительно темнело, а я включила настольную лампу и делала реферат. В комнате стояла уютная тишина — слышно было дыхание Димы да щелканье клавиш клавиатуры. Пару раз я слышала двигатели самолетов, которые пролетали над домом.

Но в какой-то момент все изменилось. Раздался приглушенный стон. Я резко повернулась к Барсу — он все так же стал, но уже без прежнего умиротворения. Одной рукой он вцепился в диванную подушку, а на его висках блестел пот. Кажется, Барсову снилось что-то плохое, потому что он снова тихо простонал сквозь стиснутые зубы.

— Нет, — прошептал он неразборчиво. — Нет, не надо, не надо…

Я никогда не видела, чтобы человеку снились такие кошмары, и на мгновение мне стало страшно. Однако я взяла себя в руки, подошла к кровати, опустилась на корточки и осторожно потрогала Барса за плечо.

— Дим, — тихо сказала я. — Дим, проснись… Дима!

Он резко распахнул глаза, и я вздрогнула, увидев в них слезы. Блестящие, словно стекло.

Слезы. Плохой мальчик плакал во сне.

Что же ему должно было присниться? Почему он заплакал, когда спал?

Барс отвернулся, украдкой стирая слезы с ресниц. Не хотел, чтобы я заметила, и я деликатно сделала вид, что ничего не видела.

— Все хорошо, — прошептала я, гладя его по плечу. — Это просто сон.

Он повернулся и несколько секунд мы смотрели друг на друга, после чего он вдруг резко поднялся и сел.

— Кошмар приснился. Из детства. Забей. И вообще, — вдруг нахмурился Барс. — Иди домой. Тебе пора.

Глава 38. Тлеет сердце словно костер

Я ушла домой — не стала настаивать на том, чтобы остаться. Я безумно хотела узнать, что снилось Диме, что случилось с его мамой, как так вышло, что отец не живет с ним, но понимала, что Дима не готов рассказать о своей боли так же, как и я о своей. Но, рассказывая о своем папе, я дала понять ему — о таком говорить можно. О таком говорить нужно.

Нельзя держать боль в себе целую вечность. Пусть лучше на душе останутся шрамы прошлого, чем однажды ее разорвет этой болью.

Этому меня научила школьный психолог, к которой я ходила после гибели папы. На этом настояла моя классная, и, хотя сначала я сопротивлялась, то потом поняла — она была права. Да и школьный психолог оказалась понимающей и доброй. Без нее я бы не справилось, ведь тогда я осталась без поддержки мамы, которая ушла в депрессию.

Из квартиры мы вышли вместе, потому что Дима решил выгулять Лорда. Странно, но теперь он не казался мне страшным псом, который способен загрызть котенка. Лорд был воспитанной и умной собакой, а это значит, что хозяин хорошо его воспитал.

Воспитал… Интересно, каким бы отцом был Дима? Как бы воспитывал своих детей. Подумав об этом, я тихо прыснула. В это время мы ехали в лифте, и парень сердито на меня взглянул.

— Что? — спросила я, невинно похлопав ресницами, а перед глазами стояла картинка — Барсиков и трое его малолетних детей. Один сидит на шее, второй на руках, а третий висит на ноге и плачет.

— Надо мной смеешься? — Он обжег меня взглядом.

— Нет… — хихикнула я.

— Ты видела, — глухо сказал он.

— Что видела? — не поняла я. Его голос был таким напряженным, что вся смешливость моментально испарилась из моей головы.

— Когда я спал. Слезы. — Эти слова дались Барсу нелегко. Он произнес их с отвращением — не ко мне, а к себе. Как будто стыдился их.

— Я ничего не видела, — солгала я. — Только слышала, как ты стонал.

— Это потому, что мне снилась ты без одежды, — ухмыльнулся он, натягивая знакомую мне маску дерзкого парня, которому море по колено. Кажется, он успокоился, поняв, что я не заметила слез.

Почему мальчишки стесняются плакать?

Разве слезы делают человека слабее?

Слабее делает другое — злость, зависть, ненависть. Но не слезы. Плакать — значит быть живым, а не слабым.

— А я думала, что кошмар, — подняла я бровь.