Твое тело – моя тюрьма

Потом они молча ехали домой. Мишель устало смотрела в окно. Растущие вдоль проезжей части пыльные олеандры приветливо махали ей мелкими розовыми и красными соцветиями, а гигантские, с трехэтажную виллу, магнолии провожали их машину глазами кремовых крупных цветов.

«Голубые ангелы», синие самолеты «F18 хорнетс», распинали маневрами воздух Пенсаколы, готовясь к демонстрации своего искусства высшего пилотажа. Они взлетали со своей военно-морской базы каждое утро, и жужжали в небе, развлекая туристов и жителей города.

При виде «голубых ангелов» Фред стискивал зубы и сжимал руль так, что фаланги его пальцев бледнели. Ненавистные самолеты напоминали ему о том, что его личный полет окончен.

Глава 11 Встреча с ее заключенным

Мишель уединилась, сняла с себя форму кафешки, приняла душ, переоделась в розовую спортивную облегающую майку и белые короткие шортики. Через проем двери, Фред, затаив дыхание, наблюдал за ее переодеванием.

Выходя из своей комнаты, Мишель врезалась в него и ойкнула от неожиданности.

– Что тебе от меня нужно?

– Мы нужны твоей матери, орхидея моя.

– А как насчет профессиональных сиделок, которых ты никак не наймешь в помощь? – девушка закатила глаза.

– Сиделки стоят денег, пончик мой медовый. Да и я не желаю, чтобы посторонние люди посещали дом. Они будут бесить меня, а я буду раздражать их.

Они прошли в спальню к Анжелике, которая все так же безмолвно лежала, как опрокинутая вандалами кладбищенская статуя.

– Я устала! Зачем я тебе нужна сейчас? – спросила недовольным голосом падчерица.

– Я хочу, чтобы ты смотрела и училась, как меняют катетеры на паралитиках, медовая моя.

– Почему? – Мишель поджала губы.

– Почему? Проклятье, а почему бы и нет? – Фред показал ей, как выглядит новый катетер – он был похож на маленькую трубочку. Лицо Мишель сморщилось от отвращения.

Фред, казалось, мгновенно прочитал ее мысли.

– Я смотрю, катетеры и мою работу сиделки ты находишь отвратительными!

– Я не готова к этому! – сказала она твердо, качая головой.

Мысленно мужчина ловким ударом воткнул катетер Мишель в глаз, пронзил мозг, вызвал внутричерепное кровотечение… И она, в этой его новой фантазии, свалилась замертво к его ногам, вернее, к его плюшевым тапочкам с мордочкой тасманского дьявола.

Истошный крик Фреда разорвал тишину дома:

– Я тоже не был готов к потере жены и сына! – он запустил упаковку с катетерами Мишель в голову, но не попал. Она успела закрыть за собой дверь и оставить его наедине с его бешенством и парализованной женой.

Девушка прошла на кухню, расстроенная и уставшая. Решив подбодриться, достала из морозильной камеры мороженое, развернула и стала смаковать, сев за стол с поверхностью из белого кафеля. Она вспомнила, как на пенсакольский пляж, где они не раз отдыхали всей семьей, приезжал разноцветный фургончик мороженщика. И мама покупала им апельсиновый шербет и замороженный фруктовый йогурт в хрустящих вафельных стаканчиках. Мороженое таяло быстрее, чем они могли его съесть. Ели и бежали мыть липкие пальцы в чистой воде залива.

Из пляжных воспоминаний ее вырвал Фред, шумно открывший холодильник. Он достал бутылку текилы, сел напротив падчерицы и стал пить из горлышка. Затем заметил пакет с сэндвичем, разогрел его в микроволновке, начал медленно жевать.

Мишель вспомнила, как мать влюбилась в этого человека шесть лет назад. Он ей так пел про любовь и про то, что она мисс Вселенная, что ее сердце растаяло, как мороженое на июльском пляже. Мишель считала, что Фред на самом деле не любил Анжелику, а просто воспользовался ситуацией. Она для него была жена-трофей, и мужчина, не будь дураком, вцепился в нее, как клещ в собаку. Прагматичная такая любовь. Он с Анжеликой даже церковь и спортзал посещал некоторое время. Пока не родился Остин. Какой лицемер! Теперь перед ней сидел человек, у которого отобрали его трофеи – жену и сына, но Фред не выглядел раздавленным. В его глазах сверкали какие-то остервенелые огоньки.

* * *

Мистер Редмонд смотрел на Мишель, с аппетитом поглощающую мороженое, смотрел долгим, пронизывающим взглядом. Затем он мысленно ударил ее по голове своей тяжелой бутылкой, и представил, как кровь из пробитой черепной коробки течет на пол. Кровь окрасила пол в яркий, красивый, красный цвет истинной справедливости.

– Остин тоже любил мороженое, помнишь?

Девушка кивнула.

Фред почувствовал какую-то жалящую боль в висках, встал, прошел мимо ошарашенной падчерицы, как будто собирался покинуть кухню, но вдруг развернулся и стукнул ее руку с мороженым так, что оно размазалось по лицу девушки, попало ей в ноздри и глаза. Фред наклонился к ее лицу и прошептал ей на ухо:

– Лучше бы Остин сидел тут и говорил о тебе, о твоей любви к мороженому.

После этого Фред покинул кухню с некоторым облегчением: он физически ощутил, что ярость, как гиена, обгладывающая его мозг, перебросилась на голову падчерицы.

* * *

Мишель поперхнулась, стремительно соскочила со своего стула и бросилась к кухонной раковине умыться. Раздавленная его откровенностью и яростью, как букашка мухобойкой, она заплакала.