– Мне не за что тебя прощать, Мишель. Ты мне нравилась всегда тем, что никогда не мучила меня лишними вопросами, ты не такая, как все, не помешана на этих твиттах-селфи-драме. Ты умеешь молчать.
– Спасибо. Мы друг друга стоим.
– В отличие от твоей матери, мой отец не женился заново. Это было нелегко – жить и знать, что у всех есть мамы, а у меня нет. Когда мы ходили в церковь, я был сердит на Бога за то, что он отнял у меня мать. Теперь у меня есть цель – создать одежду для женщин, название пока не придумал, но функция будет одна – анти-изнасилование.
– То есть ты хочешь создать платье-кольчугу, так? – Мишель слизала кровь с обгрызенного пальца.
Стив обратил внимание на новую плохую привычку подруги. Это говорило ему о ее саморазрушительном чувстве вины. Люди со стороны, посторонние и не очень, могли бы подумать, что бездушная эгоистичная девчонка не рыдает и не убивается из-за смерти братика, но он-то знал и видел, что внутри она распинает себя ежечасно. Юноша повернулся лицом к портрету матери, спиной к Мишель, и стал легонько покалывать подушечки пальцев одной из швейных иголок.
– Каждый день над этим работаю. Это секрет, не говори никому, ок?
– Обещаю. У тебя все получится, я не сомневаюсь. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за барбекю и юбку, Стив.
Мишель обняла своего парня и вышла из комнаты в новой юбке, с джинсами в руках. Стив отправился ее провожать.
На заднем дворе появился его отец, Крис. Мужчина был высоким, но сутулым как лебединая шея. Всякий раз, при виде его фигуры, она автоматически расправляла собственные плечи. Он отличался от других американцев тем, что не пытался казаться оптимистичным и дружелюбным. Крис не растрачивал свою жизненную энергию ни на искренние, ни на дежурные улыбки, а тем более на ни к чему не обязывающие вопросы типа «Как поживаете?» Теперь девушка знала, почему он был таким.
– Добрый вечер! – уходя, поздоровалась она с отцом Стива.
Крис кивнул в ответ, не удостаивая ее энергией звуков своей речи. Он оглянулся, словно проверяя, действительно вечер является добрым или в этом можно засомневаться. Молча зашел в дом. Ушла и Мишель, не обижаясь, привычная к такому поведению отца Стива.
Не прошло и пяти минут, как угрюмый Крис застал сына рассматривающим вещи соседки.
– Вы все еще общаетесь? – задал он глупый вопрос, ответ на который знал.
– Не лезь в эту семью! Прошу тебя! Неужели не понимаешь, что мы навсегда останемся убийцами в глазах ее отчима? – Стив увидел в лице отца не просто участие, а настоящую гримасу тревоги. Тревога тыкала в его мозг зубочистками вины и страха за жизнь сына. Иначе бы он не снизошел до такой длинной тирады, – это было ему несвойственно. Стив знал, что любимая цитата отца из Библии была «не мечите жемчуг перед свиньями».
– Авария… случилась не по нашей вине! Мишель не просигналила, – напомнил он отцу. – Мы дружим уже много лет!
– Если бы ты вдруг погиб по чьей-то вине, я бы… я бы уничтожил всех, причастных к твоей гибели, – сорвалось с губ Криса. Его плечи, казалось, еще больше согнулись от такого откровенного признания.
– Как ты уничтожил убийц моей матери? – с ехидцей воскликнул сын. – Их даже не нашли! – Юноша замолк, осознав, что конфликт назревал не к месту. – Тебе ужин подогреть? Ты просто устал.
Вернувшись домой, Мишель приняла душ, переоделась, забралась на второй ярус своей кровати, где лежали мягкие игрушки. Она некоторое время лежала на них, рассматривая выпуклые пуговицы-глаза и выдергивая ворсинки из головы старого плюшевого льва. Уткнувшись носом в ворсистые, слегка выцветшие тельца, она пыталась зарядиться энергетикой безмятежного детства – времени, когда еще были живы те, кто дарил ей эти игрушки… Она подергала ворсинки из медвежонка, стремясь почувствовать хоть что-то. Обнимая плюшевого друга, Мишель лежала на спине и пробовала восстановить воспоминания об отце и братишке. События мелькали как черно-белые кадры из фильмов с Чарли Чаплином, но в них не было вибрации, цвета и эмоций. Девушка решила переключиться на своего заключенного.
–
Мишель не смотрела в зеркало, боясь отказа.