Твой час настал!

В церковных делах Филарет не был просвещен, чурался их и после пострига по неволе, но в интригах кое-что смыслил. Не по наитию говорил Шуйский о нетленных мощах, и протоирей — не прост, тверд, как жернов. От всего отпрется. Он продолжал :

— С той поры над могилкой благоухает, и вся она как бы светится. Приходят на нее хворые и убогие. Как изопьют из родника, так всякую хворь, как рукой сымет. Завтра, угличане молить тебя станут, чтоб могилку не разорял, а оставил бы мощи невинно убиенного царевича городу.

Утром, отстояв утреню в церкви святого Спаса, шествием вполгорода направились к могилке.

Родничек бил из-под земли, голубели незабудки. Могильный холмик ухожен. Следов множество, стало  быть, не без умысла открыли сюда паломничество, дабы скрыть следы тех, кто готовил чудо. Филарет оглянулся на своих сотоварищей. Князь Воротынский и Петр Шереметев крестились. У Воротынского на глазах слезы умиления. Епископ и архимандриты читали молитвы. Угличане пали на колени и просили, чтоб оставили могилку неприкосновенной. Монастырские служки развели кадила и окуривали могилку. Заступы легко вошли в песок. Застучало железо о дерево, обнажился гроб. Дубовые доски, словно вчера строганы. Монахи встретили гроб песнопениями, они же и извлекли его из могилки. Обретаются мощи в церкви. Гроб несли в церковь в сопровождении угличан. В толпе плакали. Убогие встречали гроб, падая перед ним на колени.

Гроб поставили в церкви. Монахи зажгли свечи. Проторией прочитал молитву. В полной тишине монастырские служки извлекли из крышки гвозди. К изголовью гроба подошел Филарет. Служки взялись за четыре угла крышки. Филарет перекрестил гроб и воззвал :

— Откройте!

Ожидал он увидеть истлевшее одеяние и голые кости. Сильно дохнуло ладаном.

Пятнадцать лет тому назад, соляным столбом, замер над телом неведомого отрока в этой церкви Андрей Клешнин. Так же замер, пронзенный холодом, Филарет. Если бы ему надо было бы говорить, слова застыли бы горле. Судорожно крестились Шереметев и Воротынский. Архиепископ Феодосий и архимандриты пали на колени.

На алом атласе, с обшивкой по бортам гроба голубым бархатом, в камчатом кафтане, прикрытым белым саваном, лежал отрок. На руках и на лице едва приметные пятна тления. На шее у отрока жемчужное ожерелье, в левой руке шитая золотом ширинка, в правой руке горсть орешков, запачканных кровью. Зияла, охватывая все горло, ножевая рана. Об этой ране сказывал Василий Шуйский, вернувшись  из Углича пятнадцать лет тому назад. И песок не сохранил бы в неприкосновенности ни тело, ни одежду, ни внутреннюю обшивку гроба, ни самый гроб. 

Вот только здесь, в сей час, Филарета осенило, что напрасно он поддался уговорам Шуйского. Перестарался  в своем обмане царь Василий Иванович Шуйский.

6

Шуйский торопил венчание на царство, дабы возвращение Филарета с мощами невинно убиенного царевича Дмитория не оказалось бы помехой. Не стал ждать поставления патриарха, дело то нескорое. Блюстителем патриаршего престола назвал новгородского митрополита Исидора, сятителя покорного всякой власти. Шуйский был скуп на траты. Венчание на царство пришлось на 1-ое июня. Филарета ждали из Углича на третий день июня.

Столь хитра и лукава была царева невестка Екатерина, что сама себя перехитрила. Мощи невинно убиенного царевича должны были творить чудеса исцеления. Поэтому в канун прибытия шествия с мощами, она готовила чудеса. Ее молчаливые слуги, у иных языки сызмальства были отрезаны, приводили к ней на подворье нищих, что притворялись убогими и обычно толпились на церковных папертях. Приводили и взаправду убогих. И они годились. Не всяк же достоин исцеления, а угодный Богу, на самом деле угодный Екатерине. Не каждого притворщика удавалось легко уговорить исцелиться. Угрозы мало действенны, приходилось платить, чтобы после исцеления убирались из города. Иных брала на заметку,чтобы позже тайно побили бы ее слуги до смерти.

Шуйскому забота — себя уберечь при людском скопище и уговорить царицу Марфу признать сыном отрока в гробу убиенного Годуновым. Не очень-то надеясь на стрельцов, Шуйский призвал капитана Маржерета, французского наемника, командовавшего иноземцами. У Маржерета и у его искусных воинов рука не дрогнет, если понадобиться поднять ее на московских людей.