Твой дядя Миша

Полина Викторовна. Это бабушка Бориса, Людмила Геннадиевна… Я ее не помню… А это — мой муж, отец Бориса. Он был капитаном… Погиб под Берлином… под самым Берлином… в последние дни войны… От случайной пули…

Ермаков. Да… жалко… Тем более жалко, что в последние дни… (Еще раз взглянул на портреты и вышел из комнаты.)

Лена(проводив взглядов Ермакова). А кто этот старик?..

Полина Викторовна. Наш новый сосед. Он недавно обменял отдельную квартиру в новом доме из двух комнат на одну комнату в нашей квартире… Чудак, правда?..

Лена(смеется). Уму непостижимо!

Полина Викторовна. От нас ушли трое невыносимых соседей. И пришел он один! Пока все хорошо. Не сглазить бы! Никаких недоразумений. Наоборот, все время старается чем-нибудь помочь, чем-нибудь угодить… А дальше — кто его знает, каким он окажется?.. (Выходит из комнаты.)

Борис схватил Лену, опять обнял ее, целует.

Лена. Неудобно… Полина Викторовна…

Борис. Полина Викторовна особа хитрая… Она все видит! Все знает! Ты думаешь, она не знает, что мы сейчас целуемся?.. Знает!

Лена(испуганно). Неужели?..

Борис. Честное слово! (Опять обнимает, целует Лену.)

Лена. Пусти! (Вырвалась из его рук.)

Входит Полина Викторовна с двумя сумками продуктов.

Полина Викторовна. Поехали, Лена!

Лена. А удобно ли, Полина Викторовна?..

Полина Викторовна. Ничего неудобного тут нет. Поедем, Лена, веселей будет!

Борис. Ну пошли. А то жара какая… (Подмигнул Лене, взял у Полины Викторовны сумки и вышел вслед за Полиной Викторовной и Леной.)

Хлопнула наружная дверь. После некоторой паузы стук в дверь. Стук повторяется.

Открывается дверь, показывается Ермаков.

Ермаков. Можно?.. Ушли! (Входит в комнату. В руках у него бумага. С каким-то особым интересом оглядывает всё вокруг. Подходит к другой двери; входит в смежную комнату.)

Некоторое время комната пуста.

Ермаков возвращается. Он все время оглядывает комнату. Непонятно — что нужно здесь этому человеку? Но, видно, это не искатель приключений, и не вор, и не человек, который что-то ищет в этой квартире. Он обходит комнату, оглядывая стены… вещи… Долго смотрит на старинную люстру. Подходит к камину, трогает руками изразцы… Останавливается у фотографии молодой красивой женщины и ее сына-капитана; вынул из кармана белоснежный платок, протер стекло на фотографии женщины…

(Шепчет.) Бабушка… Бабушка… Здравствуй, Людмила! Люда!.. Пятьдесят лет назад я в первый раз вошел в эту комнату… Помнишь, Люда?.. Помнишь?.. И впервые за сорок шесть лет я снова здесь!.. Снова здесь! Снова у тебя, Людмила! (Ласковым шепотом.) Здравствуй! Помнишь, ты говорила: «Тише… Мама услышит!..» (Улыбнулся.) «Мама услышит…» (Покачал головой, обернулся, подошел к столу, оперся руками. Обращаясь к зрительному залу.) Да… человеку свойственно мечтать! Фантазировать! Вспоминать!.. И если бы вы спросили меня, старого, искалеченного, вывернутого наизнанку Михаила Ермакова — хочу ли я вернуть себе свою молодость?.. Силу?.. Энергию?.. Вернуть свое влюбленное сердце?.. Пору крылатой мечты?.. Я вам ответил бы: «Нет, не хочу!» Потому что я потерял бы больше, чем свою молодость! А вся моя жизнь?..

Да… многие не поймут меня! И я не осуждаю. Многие могут смеяться надо мной: к чему пришел Михаил Ермаков? К чему?.. Какие блага получил он за свою, полную тревог, боевую жизнь?.. Старческое одиночество! Трижды простреленные легкие! Перебитые ноги! Бессонные ночи старика! И больное сердце! Пенсия… и отдельная комната в коммунальной квартире!.. Нет, тот, кто думает обо мне так, — тот не знает радости жизни! (Пауза.)