Твои дни сочтены

– То есть ты свое будущее рассматриваешь отдельно от Милехина? – чуть усмехнувшись, уточнила я.

Кристина слегка смутилась, но быстро овладела собой и продолжила немного вызывающим тоном:

– А что, я не права, да? Мне разве не надо об этом думать? Слушай, Татьяна, давай начистоту, а? – Она пристально посмотрела мне в глаза.

– Давай, – пожала я плечами. – Только рада буду.

– Так вот… – Кристина покачала длинной ножкой. – Положа руку на сердце: понятно же, что Милехин умрет раньше меня! Ему же уже под пятьдесят! И что я буду делать? Это сейчас мне двадцать три, а если тогда будет сорок? Кому я буду нужна? И если Милехин не собирается думать обо мне, приходится самой!

– И что же ты надумала? – осторожно полюбопытствовала я.

– Думаю, надо потихоньку деньги копить, – призналась Кристина. – Шмоток и цацек у меня в принципе достаточно. Тачка новая. Правда, устареет, но это не страшно – новую купит. Так что можно бы потихоньку откладывать. Я с Лешкой хотела посоветоваться по этому поводу, но он, гад, мямлит только, не хочет помогать!

– А ты давно знакома с Привольновым? – повернула я разговор в другую плоскость.

– Давно, мы вместе в школе учились, – пожав плечиком, спокойно ответила Кристина. – Одно время он в Олеську втюрился, ходил за ней хвостом. Она, правда, в ответ ничего. Так и кончилось все у них, едва начавшись. Вот тут Милехин-то обломался! – хохотнула она. – Он-то хотел, чтобы они поженились!

– А ты?

– А что я? – недоуменно посмотрела на меня Кристина.

– Тебе нравится Алексей? – в упор спросила я.

– Как мужик, что ли? – улыбнулась Кристина. – Ну да, он симпотный такой. А если вы о чем-то большем… Надо быть круглой дурой, чтобы променять шефа на подчиненного! Милехин не в пример круче Привольнова!

Вывод из этих слов был незатейлив: ни о какой любви к мужу со стороны Кристины и речи не шло. Собственно, это и раньше было понятно. Не заметила я, однако, и горячего чувства Кристины к Алексею. И все же что-то их связывает и в настоящее время, не только криминальные дела минувших дней… Но спрашивать об этом Кристину я считала тактически неверным. Она и так уже порой откровенно пробалтывалась в некоторых нюансах, сама заметила и наверняка закроется после вскрытия столь неприятной темы.

– А ты сама хочешь детей от мужа? – неожиданно спросила я.

– Зачем? – простодушно удивилась Кристина.

И тут же, видимо, просчитав в уме, что ответ ее был слишком откровенным, поправилась:

– Понимаешь, дело это серьезное… Не знаю, кстати, хочет ли сам Милехин. Мы с ним на эту тему не говорили. А тебя-то почему интересует? Что, это имеет отношение к делу?

– Нет, это в общечеловеческом смысле, – возразила я и поднялась со стула, давая понять, что разговор окончен.

– Спасибо за беседу и информацию.

– Не за что, – фыркнула Кристина и вышла в прихожую, чтобы проводить меня.

Тут из кухни выглянул Привольнов.

– Татьяна Александровна, я вам нужен? – спросил он с оттенком подобострастия.

– Нет, Лешенька, теперь я справлюсь сама, – ответила я, глядя ему прямо в глаза. – Ты свою миссию уже выполнил.

И, попрощавшись с Кристиной и Привольновым, покинула квартиру Милехина.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сев в машину, я подумала, что настала пора наведаться к судмедэксперту, который обследовал тело Олеси и о котором говорил мне Мельников. Это был давно и хорошо знакомый мне Давид Осипович Лейбман, пожилой и опытный еврей, в компетентности которого сомневаться не приходилось. Правда, для беседы с ним мне пришлось отправиться в столь, мягко говоря, малосимпатичное место, как морг, но тут уж ничего не поделаешь – издержки профессии, далеко не самые страшные.

Остановив «Ситроен» у ворот, я вышла из машины и направилась вдоль университетских корпусов к старенькому желтоватому зданию постройки начала прошлого века.

Давид Осипович был на месте. Глядя на этого человека, у меня всегда возникало ощущение, что он постоянно находится здесь, если только не на выезде.

– Давид Осипович, вы вообще дома-то бываете? – с улыбкой обратилась я к нему после взаимных приветствий.

– Мало, сударыня, мало, – покачал головой Давид Осипович. – Кто меня там ждет, кроме трех кошек? С тех пор как жена умерла, я, можно сказать, одной работой и живу. У детей своя жизнь, они давно взрослые, и винить их нельзя. А я один, только мои пушистые барышни меня и спасают. Но они не говорят, только слушают…

– А может быть, вам пожить у кого-то из детей? – сочувственно предложила я.

– Я, сударыня, так устроен, что не люблю напрягать своим присутствием кого бы то ни было. Строго говоря, кому интересны переживания старого человека? Это дети умиляют своими капризами и причудами, а старики тем же самым только раздражают…

– Вы уж простите меня, Давид Осипович, что вынуждена вас напрячь своим присутствием, – принялась я извиняться, но Давил Осипович тут же перебил меня:

– Спрашивайте, сударыня, спрашивайте! Это же совсем другое дело! Работа для меня святое.

– Я слышала, что именно вы занимались вскрытием тела Олеси Милехиной? Это та девушка, что отравилась героином, – начала я.