Твой дом

– Мы с Федей так и думаем. – Вера помолчала и зевнула.

– Спать захотела? – засмеялся Трофим Калинович. – Больше будить меня не будешь?

– Не буду, – тихо сказала Вера, вставая.

Она вышла в столовую, потушила лампу и, уверенно шагая в темноте, пошла спать. В своей комнате – неожиданно для себя – она дважды, танцуя, прошлась по дорожке, посматривая в зеркало на свое отчаянно веселое лицо, легла в постель, засмеялась от молодого счастья и сейчас же уснула.

Глава десятая

Воздух напоен влагой оттаявшей земли, тонким запахом тополиных почек и еще какими-то пряными весенними запахами, от которых кружится голова. Темные ночи с утренними заморозками, ясные лучистые дни…

На асфальте тротуаров, в скверах и на бульварах как-то внезапно, как грибы в лесу после обильного дождя, появились ребятишки, и их веселый, звонкий смех заполняет улицы. А вверху, в еще голых ветках тополей, суетятся и радуются весне птицы.

Весна… На сердце тревожно и радостно. Впереди отдых, лето. А что может быть прекраснее лета? Какое удивительно светлое и радостное чувство пробуждается в вас, когда вы бродите в молодой зелени берез, лежите на земле, мягко устланной опавшей старой хвоей, в тени столетних сосен или в жаркий томящий полдень до шеи погружаетесь в прохладную воду, изредка касаясь ногами гладкого песчаного дна. Хорошо, закинув за голову руки, тихо лежать на воде, предоставив себя течению, и смотреть в ясную голубизну неба на парящего коршуна, на желтобрюхих ласточек, снующих взад-вперед. Плыть и ни о чем не думать.

Но все это будет потом: и тенистый сосняк, и молодые березы, и прохладные реки, – а сейчас школьники забыли обо всех удовольствиях, зарылись с головой в книги, недосыпают ночей.

Начинается важная полоса в их жизни – экзамены. Вот почему на сердце не только радостно, но и тревожно.

Однажды после занятия литературного кружка Геннадий вдруг подошел к Стасе, улыбнулся своей загадочной улыбкой и сказал:

– Я хочу проводить тебя домой.

Стася вспыхнула, поспешно ответила:

– Хорошо.

Потом она надела пальто и сама побежала наверх разыскивать Сафронова.

Они шли медленно, как и в тот зимний вечер, но тогда не смолкал оживленный разговор, а теперь оба больше молчали.

– Говорят, ты очень боишься экзаменов по литературе? – спросил Геннадий.

– Да, очень, – чистосердечно призналась Стася.

– Не понимаю, как это можно бояться экзаменов по литературе!

От этой фразы Стасе стало не по себе, и она впервые ощутила неприязнь к Сафронову.

– Ну что ж, каждому свое… – с раздражением ответила она и подумала: «Федя узнал бы об этом, обязательно предложил бы мне позаниматься с ним. А этот занят только собой!»

Они дошли до Стасиного дома, и Сафронов вяло протянул ей руку.

Она удивилась, что в этот вечер рассталась с Сафроновым без сожаления. Если бы Стася была старше и опытнее или если бы она, как Вера, умела анализировать поступки и свои чувства, то поняла бы, что с этого вечера кончилось ее слепое увлечение Сафроновым и она стала видеть его недостатки. Но тогда Стася не поняла этого. Она только ощутила какую-то удивительную легкость.

«Вот сейчас буду заниматься, и ничто не помешает мне!» – подумала она.

Но осуществить это намерение ей помешала мать.

– Доченька, – сказала Ирма Сергеевна, – я испекла твои любимые лепешки с яблоками. Иди кушать. Постельку я тебе приготовила, ложись спать.

Стася взглянула на белоснежное белье на кровати и с сердцем ответила:

– Не мешай мне, пожалуйста, мама. Я буду заниматься.

– Ты не больна? – участливо спросила мать и ласково обняла Стасю.

– Да нет же, мама, но я действительно заболею от того, что вы с папой забываете, что мне скоро семнадцать лет, а не восемь. У меня экзамены на носу, а ты меня в десять часов укладываешь…

– А ты, доченька, лучше пораньше встань. Я разбужу тебя в шесть часов. Хорошо? Утро вечера мудренее. На свежую голову все лучше запоминается.

«В самом деле, утром заниматься гораздо лучше», – подумала Стася и, точно она обращалась к младшей сестре, а не к матери, сказала:

– Ну, где твои лепешки с яблоками?

Они вошли в столовую. Ирма Сергеевна поставила перед Стасей горячую сковороду с лепешками и кофе. Стася принялась за еду, а мать стояла у стола и с удовлетворением наблюдала за ней.

Мать и дочь молчали. Они молчали почти всегда. Ирме Сергеевне и в голову не приходило расспрашивать Стасю о ее делах, мыслях и чувствах. Духовный мир дочери представлялся ей секретным. « На уме-то, наверное, мальчишки, шалости», – думала она про Стасю. О том, что у дочери могут быть еще какие-то интересы, она не представляла. Стася выглядит отлично, кушает хорошо, следовательно, здорова. Чего же еще нужно родительскому сердцу?

Стасе тоже не интересно было разговаривать с матерью. Хозяйство, в которое была погружена Ирма Сергеевна, ее нисколько не занимало. Стасе всегда было скучно дома, и она старалась проводить время у подруг, в школе или во Дворце пионеров.