Твой друг (Сборник по собаководству, 1979 г. Выпуск 2)

Люди у перехода только ахнуть успели. Кто-то закричал, женщина закрыла сумкой глаза, заплакала маленькая девочка… Задние ноги собаки еще судорожно вздрагивали, и кровь из горла лилась на асфальт. А «Запорожец» был уже далеко, и никто, в том числе и я, не успел запомнить его номер.

На каждой загородной дороге в любую поездку можно насчитать до десятка расплюснутых, раскатанных колесами грузовиков собак и кошек, нередко уже смердящих, обсиженных мухами и безусловно представляющих собой угрозу для здоровья людей.

В разъяснениях к Правилам дорожного движения не раз говорилось о том, что в критических ситуациях, когда перед движущимся транспортным средством внезапно появляется домашнее или дикое животное, а резкое торможение (гололедица) или объезд (поток встречных машин) грозят возможной аварией, выбирать не приходится: жизнь человека в конечном счете неизмеримо дороже. Но если быть до конца честным, сколь ничтожен процент таких «критических» ситуаций, когда перед водителем возникает альтернатива «или-или». Лично в моей практике за двадцать лет такого не случалось ни разу. И нельзя забывать, что помимо правил, относящихся к участникам движения, существуют и другие правила, другие законы — законы человечности и социалистической морали.

И совсем не случайно среди трупов животных, оставшихся на асфальте, вы никогда не увидите, скажем, овцу, свинью или теленка, несмотря на то, что в наших южных краях вопреки правилам их нередко перегоняют по дорогам, особенно вблизи небольших сел и станиц. Задавленный гусь и тот редкость, хотя в период уборки урожая эти неторопливые птицы сотнями толкутся на дорогах, подбирая случайно оброненное зерно. Загадки в этом нет никакой. За овцу, поросенка или того же гуся водителю грозит материальная ответственность. Долго ли записать номер? А иной слишком «эмоциональный» хозяин, глядишь, и по шее надает. Собака же и кошка не в счет. Много ли стоит простая дворняга, да и кто станет за нее взыскивать?

Мне как писателю всегда было любопытно проникнуть в психологию подлости. Однажды я разговорился с пожилым шофером-профессионалом, который работает на самосвале ЗИЛ-130, едва ли не лучшей и самой быстроходной грузовой машине, постоянно вызывающей мое восхищение. Так вот этот шофер на мои сетования ответил так:

— Давил и давить буду! Пусть следят, пусть не пускают без надзора. Чего ради я стану тормозить перед каждой шавкой? У меня работа!

Он особенно подчеркнул это последнее слово. И я понял всю бесплодность нашего спора. Передо мной был черствый, злой человек, которого невозможно было разжалобить. В разговоре с ним единственным достойным аргументом могла бы стать статья Уголовного кодекса или, на худой конец, некий пункт в Правилах дорожного движения. Стоило ли говорить такому человеку, что и стреноженные лошади порой выскакивают на дорогу, а то и безнадзорные дети? Мы просто говорили на разных языках.

В конце концов я пришел к мысли, что не обязательно жестокость как свойство характера толкает человека на такой зверский поступок. Как-то осенью мне пришлось везти в больницу из маленького приморского селения молодого парня, проколовшего до кости ногу ржавой проволокой. Была глубокая ночь, и меня буквально подняли с постели. Гравийная дорога петляла в горах, из щелей и балок выползал густой липкий туман. Ехал я, естественно, не быстро. И вдруг в мутном свете фар прямо перед машиной, в каких-нибудь трех метрах, замелькал огромный заяц. Я притормозил, чтобы дать ему возможность скрыться в придорожных зарослях, но по свойственной всем зайцам привычке он не сворачивал с освещенной дорожки.

Рядом со мной сидел врач, как принято говорить, — представитель самой гуманной профессии. Я знал его, как человека отзывчивого и доброго. Но тут с ним произошло что-то невероятное: от недавней сонливости не осталось и следа, выразительные восточные глаза его хищно сверкнули в скудном свете приборной доски, он всем телом подался вперед и заорал:

— Ну что же ты, дави его, дави!

Я остановил машину, заглушил мотор и погасил фары. Потом щелкнул выключателем плафона, и в салоне стало светло. Мой сосед смутился и пробормотал:

— Прости, старина, черт попутал. Я и сам не знаю, как это у меня вышло. Может быть, голос предков?

Что же это в самом-то деле? Слепая жестокость, свойственная отдельным людям, показное лихачество или и впрямь какой-то инстинкт, унаследованный от далеких предков-охотников? Нет, все это не то. Речь может идти только о недостатке, а порой и полном отсутствии нравственного воспитания в семье, начиная с детского возраста.