Твой друг. Сборник по собаководству. Выпуск 3

— Знаешь, мама, ты, наверное, ошиблась, что я храбрый, я тоже боюсь, — признался Володя и, помолчав, добавил: — Хорошо бы скорее утро настало, утром всем людям хлеб дают…

Как-то вернувшись с работы, отец не снял ставшего очень широким для него пальто, долго стоял не двигаясь, опираясь рукой о шкаф, потом с трудом опустился в кресло. Его синевато-бледное лицо казалось рыхлым, глаза смотрели тускло.

Немного погодя он по обыкновению полез в карман и достал завернутый в бумажку кусочек хлеба. Володя поднялся со своей кровати и подошел к столу. Мать следила за ним от печки. Когда отец протянул хлеб, что-то в его лице заставило мальчика отдернуть руку.

— А ты сам? — спросил он.

— Я ел суп. Это тебе. — И отец, стараясь не глядеть на хлеб, подвинул его на край стола.

Володя не мог больше выдержать, он взял хлеб, как всегда целиком засунул кусочек в рот.

— Не смей! — послышался крик матери. Она резко встала и быстрой, шатающейся походкой отошла к окну. Плечи ее дрожали.

У Володи сдавило горло. То неловкое чувство, которое он всегда испытывал, принимая от отца хлеб, вдруг стало тяжелым, как большое горе. Задыхаясь от того, что рот его был забит хлебом, захлебываясь слезами и дрожа, он упал лицом на диван и заплакал. Хлебная кашица вывалилась у него изо рта на пол, и тотчас же Рики подхватил эту кашицу и одним движением языка и глотки проглотил ее.

На другой день отец не поднялся с дивана. Он попросил маму, чтобы она отнесла в лабораторию какие-то важные чертежи. Вернувшись, мать увидела, что Володя тоже лежит на своей кроватке. Она села к нему на край постели, потрогала его лоб рукой. Володя открыл глаза и снова закрыл их. Последние дни ему не хотелось вставать, он совсем не играл и только думал.

Он думал о том, что если бы какой-нибудь волшебник или король предложил ему на выбор ковер-самолет, шапку-невидимку или столик-накройся, то он взял бы столик. Он принес бы его домой, позвал маму, папу и Рики и сказал: «Столик, накройся!» Как бы все удивились и обрадовались, а он бы пошел во двор, позвал бы всех-всех и тоже сказал бы: «Столик, накройся!» И все бы стали радоваться и есть, а когда все съели, он бы опять сказал: «Столик, накройся!» И так тысячу раз, пока все в городе не стали бы сыты.

А если бы ему дали ковер-самолет и шапку-невидимку, то он полетел бы в немецкие войска. В шапке-невидимке он подошел бы к самому главному фашисту, к Гитлеру, и убил бы его из автомата. Тогда бы все закричали, забегали, а он набрал бы на столах побольше хлеба, конфет и даже пирожных и опять сел на ковер и прилетел домой…

Но сегодня Володе казалось, что ему ничего не нужно и не будет никогда нужно, что лучше всего закрыть глаза и спать, спать.

И когда мать положила ему на лоб руку и Володя открыл глаза, она увидела — глаза его были мутными и тусклыми, как у отца. Мать почувствовала страх и метнулась к отцу, чтобы он помог ей. Но отец лежал без движения и, когда она взяла его за руку, только грустно посмотрел на нее, и на его почерневших губах появилась слабая, виноватая улыбка.

Несколько минут мать, сидела в каком-то оцепенении, только ее отчаянный взгляд блуждал по комнате, словно в поисках какого-нибудь выхода.

Рики подошел и положил к ней голову на колени. Он был худ, казался совсем старым, и кожа в лохмотьях шерсти висела на выпирающих костях.

— Это ты, Рики? — сказала мать тихо. Потом вся вздрогнула и вдруг наклонилась к собаке, поцеловала ее в обвисшие губы с редкими сухими усами и встала. — Идем, — сказала она отрывисто, и Рики поплелся за нею в маленькую кухню, куда уже давно никто не входил и где было холодно, как на улице.

— Проснись, мальчик, вот тебе горячий суп, — говорила мать.

Володя поел супу, который показался ему вкусным, похожим на бульон, только немного горьким, и снова лег. Сквозь дремоту он слышал глухой голос отца.

— Мы так давно не ели мяса, — говорил отец, — мне сразу стало лучше. Кажется, я могу встать и подложить дрова в печку. Где ты достала?

— Да уж достала… — отмахнулась мать. — Теперь хватит на несколько дней.

Потом она подошла к Володе, чтобы, как всегда, поцеловать его на ночь.

— А ты ела суп, мама? — спросил мальчик. — И Рики тоже ел?

— Спи, спи, — тихо сказала мать и отошла от кровати.

Через несколько дней папа опять ушел на работу. Володе тоже не хотелось больше лежать. Он встал и позвал Рики. Но мама сказала, что к ним приходил один папин товарищ и ему отдали Рики, потому что там ему будет лучше. Мама теперь все больше лежала на диване, одетая, покрывшись старым пальто, и почти совсем не вставала.

Однажды утром к ним пришла маленькая быстрая девушка в полушубке.

— Я из комсомольской бригады, — сказала она, — и буду вам помогать.

Она принесла со двора воды в чайнике и в алюминиевой кастрюле, затопила печку, потом сходила в булочную и принесла хлеба.

— Знаете, — сказала она матери, — на Крестовском острове открыли детский стационар. Там бы вашему сыну давали кроме хлеба соевое молоко и компот. Дети там поправляются. Хотите, я поговорю по этому вопросу?