Твой друг(Сборник)

— Вот ведь тащили! И ни разу не поставили! — воскликнула я. — Если их ждала машина, то она могла бы на озера за ними проехать, чем мучить их с такой тяжелой ношей. Ведь овчарка весит сорок килограммов. Значит, своей машины у них не было. А на чужую с такой кровавой ношей не сядешь. Идти по дороге тоже опасно. Днем люди ходят. А убили они утром. Накануне я уже на заходе солнца ходила с Рикой на болото — собаки были на месте. Уже темнело. В потемках собак не обдерешь. А обдирали их обстоятельно, острым ножом, аккуратно, чтобы шкуру не попортить. Барса начали обдирать по всем правилам, да кто-то помешал или припозднились уже… — И тут я срываюсь: — Вот сволочи! Как на медведя шли, до зубов вооружились: ружье, топор, нож, мешок запасли! Нет, не шли они дорогой. Влево от дороги надо искать.

Мы рассыпались в поисках следов. Все были возбуждены и напряжены. Я чувствовала себя, как, наверное, чувствует себя овчарка на следу врага, люто ненавидимого. Вероятно, это был тот момент, когда человек может побывать «в собачьей шкуре».

Наконец, с берега речки Похабихи Борис призывно махнул рукой, и мы ринулись к нему. Кровь, кровавые комочки. И прошитые дратвой унты пошли вдоль берега по тропинке. Они возвращались домой, к своей исходной точке, обойдя с тяжелой ношей семь километров, — когда-то я по этому маршруту проходила с шагомером. Дойдя по льду речки до того места, где начинаются первые дачи, унты исчезли. На чистом снежке, на гладком льду унты вдруг исчезли, оставив последнюю каплю крови, словно вознеслись на воздух. А валенки потерялись давно. Мы кружили вокруг и, наконец, увидели след мопеда. Мопед подъехал навстречу унтам, сделал разворот и пошел обратно. Да, унты вознеслись на мопед. И если сюда мопед пришел с красивым узким отпечатком шины, то обратно он пошел с сильно приплюснутой шиной — ведь он вез двоих да еще собаку. Мы пошли по этому следу, и метров через тридцать он пересек автодорогу и привел нас к воротам ближайшей дачи. Здесь они — унты и мопед — обронили последние крошки кровавого снега и исчезли. И унты и мопед. За забором дачи бегали два лохматых щенка и не тявкали на нас. Они очень хотели выйти на улицу и с надеждой поглядывали на людей, которые смотрели на них сверху и в щели забора. На воротах висел большой замок. Замок напоминал о неприкосновенности личной собственности граждан. Дальше нам путь был закрыт. Нам могла помочь только милиция.

Юрий Лушин Выгода

— Убивал-то как? — переспросил Василий А. и охотно, даже увлеченно стал рассказывать: — Я их вешал. Головенку в петлю, раз — и готово. А шкурки потом уже снимал.

— На глазах у детей?

— Я их не звал.

— Что же, и Венеру, мать щенков, тоже на шапку?

— Ну какая с Венерки выгода, мех старый, и вообще собака никудышная — добрая. А в собаке самое главное — злость. — И он показал на свирепого Мухтара, ощерившегося у конуры.

— И шкурки?

— Ну да, — согласился он и, любовно поглаживая мех, продолжал: — Хорошие шапки получатся. Волос невысокий, но пушистый, а на конце, видите, как бы расщепляется. Потому и пушистость. Я это сразу углядел, когда щенки появились. Кстати, у людей тоже иногда такой волос бывает. Не замечали?

— Ребятишки рассказывали, что Венера даже улыбаться умела — такая собака- была.

— Не замечал. В тот самый день я приказал Борьке, сыну своему, отвести ее куда подальше да привязать, чтобы дорогу обратно не нашла…

— И чтобы шкуры сдирать не мешала с братьев наших меньших?

— Да что вы все заладили — братья да братья. Собаки такие же животные, как овца или теленок, однако их мы убиваем и едим. И никто не возмущается. Нашли тоже мне братьев. Смешно.

Ему было смешно после всего сделанного, мне — страшно. Мы не могли понять друг друга, мы говорили на разных языках. Ему бесполезно было рассказывать о древней дружбе, связавшей человека и собаку, о верной собачьей службе, просто о радости, которую доставляет общение с собакой, о памятниках, сооруженных людьми в честь выдающихся собак, например, в Альпах или под Ленинградом. «Мое животное, что хочу, то с ним и сделаю», — твердил он. Бесполезно было цитировать знаменитую «Песнь о собаке» Сергея Есенина.