Твои карие глаза

Он попытался улыбнуться прежней улыбкой чтобы пробудить в девушке прежние тёплые чувства, но его обожжённые адом серые потрескавшиеся губы лишь судорожно и болезненно растянулись какой-то пугающей искажённой линией. Девушка только смотрела на него глазами влажными от ужаса, и напряжённо опиралась о руки, впиваясь напряжёнными до невозможности пальцами в покрывало. Её приоткрытый рот в ужасе дрожал, она смотрела на его дёргающуюся принуждённую улыбку, он старался из всех сил улыбаться как прежде… но потом она подняла глаза на его карий с дребезжащими бликами печальный полный невыносимой боли взгляд и сердце её смягчилось. Она успокоилась, её руки стали лёгкими и расслабленными… она медленно поднялась с кроватки-гробика, заботливо сооружённой её парнем, и медленно направилась к нему, — направила к нему руку расправленную кистью, как бы пускавшую к нему пальцы, и смотрела на него и всё более узнавала своего прежнего Валерия, только теперь исковерканного не понятной болезнью. Она смотрела на него с болью,

— это правда ты?

Тихо спросила она и её пальцы почти коснулись его руки…

— Прости, Я знаю, что я теперь страшный…

Она вздрогнула от того, что узнала его голос, только к нему теперь примешивалось что-то искажённое ночью.

— Нет, это не правда… ты…

Её голос звучал очень не убедительно…

Она боролась с слезами и не хотела, чтобы парень видел их, поэтому щурила глаза, и опускала голову, но невольно продолжала бросать горький взгляд время от времени на его переменившееся лицо…

Её глаза медленно переполнились слезами и с них вытекли первые крупные капли… её лицо исказилось в плаче, и она обняла его… а он осторожно с опаской медленно коснулся лапой её худенькой беленькой спинки. Он боялся коснуться её и его рука была очень слабой… она осторожно приостановилась прежде чем коснуться белой кожи.

— Я тебя…

Прошипел он.

— И я.

Пропищала она ему в шею.

Она посмотрела в его глаза.

— Почему ты раньше ко мне не пришёл? Неужели ты и в правду думал, что я брошу тебя?

— Я не хотел пугать тебя своей внешностью, но я всегда был с тобой… когда ты была в универе, и когда ты сидела одна дома… и я видел как ты по мне… скучала…

— Чем ты питался всё это время?

Спустя время с волнением спросила она, обвив руками его шею, и смотря полными боли глазами в его не переменившиеся глаза.

— Я не хочу об этом говорить…

Он мрачно отвёл голову.

— Людьми?

Спросила она с невыносимым чувством, но ему показалось, что в её голосе прозвучала не здоровая нотка надежды.

— Нет конечно. Ты серьёзно, или издеваешься?

Она ещё не отойдя от горя легко засмеялась и утёрла пальчиками влажные глаза.

— Я хочу всё знать. То есть ты хочешь сказать ты всё время следил за мной?

— Тебя это наверное злит.

— Нет,… это мило. Спасибо. Просто это глупо. Надо было сразу появиться…

Она миг посмотрела на его губы, как бы готовясь, пересилила себя, и поцеловала их, и по ощущениям они оказались прежними, и она медленно растаяла в поцелуе и наклонила голову, повисла на его шее руками и телом на его коленях, и обмякла, и даже пропустила через вздёрнутый нос какое-то влюблённое уууу, что-то похожее на влюблённый вой волчицы…

Она отняла губы…

Они просидели бок о бок на мраморном гробу несколько часов, свесив с него ноги, смотря вдаль на холодный мрамор, и почти не разговаривая. Ноги Валерия касались пола, а ноги девушки не касались. Потом девушка наконец прервала молчание.

— Тебя надо нормально покормить. Жди здесь.

Она начала поспешно одевать на одну ногу ботинок, который никак не хотел на неё налезать, и неловко прыгать на другой ноге, смотря в это время на свою горгулью.

Она обулась, на последок ещё раз нежно обхватив его голову, поцеловала его в губы, прикрыв глаза, и держа по прежнему его за голову, и посмотрев с любовью в его глаза, находясь лицом слишком близко к его лицу, сказала, — ты мой уродец… Это, признаться, звучало как-то издевательски, но она реально хотела чтобы это звучало мило.

И резко оторвавшись от него пошла к выходу, и у самого входа на последок обернулась к нему, посмотрела на него улыбнувшись, и помахала ручкой… она ушла на рассвете.

Вечером через щели в потрескавшемся мраморе проходили оранжевые закатные лучи, и склеп был самым уютным и прекрасным местом. Мраморный пол отсвечивал тёплым оранжевым светом заходящего солнца. С улицы доносилось пение птиц. Часто сквозь щели в потолке залетали бабочки и начинали порхать теряясь внутри склепа и оставались в нём, садились на мраморные гробы или на молчаливые статуи и расслабленно разминали свои уставшие крылья.