Твой маленький далек (СИ)

Мы мутировали очень долго. Мы не можем выжить на других планетах без скафандров, удерживающих внутри подходящий уровень радиации, как правило, абсолютно смертельный для большинства инопланетян. Наши скафандры — сложные машины, которые обеспечивают нам не только защиту и передвижение, но и усиление голоса, и улучшенное зрение со слухом, и даже осязание. Тем не менее, когда мы ещё называли себя не далеки, а каледы, у нас было преимущество — визуальный контакт друг с другом, улучшающий взаимопонимание. А когда мы превратились в идеальное оружие и не смогли жить без скафандров, нам пришлось научиться понимать друг друга сквозь броню, изменённый модулятором голос и отсутствие встречного взгляда. Мы стали эмпатами, господа. Без этого бы мы не выжили. Мы по-прежнему прекрасно понимаем друг друга с полувзгляда и с полуслова и можем действовать быстро и эффективно, как могли наши предки каледы. Нас считают расой холодных учёных-терминаторов, нашу слаженность валят на хорошую информационную сеть, обеспечивающую нам возможность быстрых коллективных решений, но на самом деле наша тайна и наша секретная сила в этой эмпатии. При этом мы, точнее, наши предки, сумели избежать ощущения эмоций других живых существ, чтобы они не мешали нам в достижении собственных целей. Сложно было бы выстрелить, чувствуя агонию противника, как свою, правда? Поэтому чужаков мы не «слышим», а своих, за сверхредким исключением вроде меня, ссылаем, а не элиминируем — и неважно, как мы это объясняем другим. Тему защитной дезинформации никто не отменял. И сейчас, могу поклясться, я кого-то почувствовала. Оно смеялось, оно просто угорало от смеха. И оно не было далеком. Но ведь на борту ТАРДИС нет никого, кроме меня и Доктора?

— Доктор… У тебя есть ещё пассажиры?

— Нет, — цедит он, наконец отрываясь от консоли.

— Тогда кто смеётся?

— Где?

— Не знаю. Вокруг. В воздухе.

— Значит, ТАРДИС.

Мы уставляемся друг на друга и хором повторяем:

— ТАРДИС?!

Неужели эта темпоральная коробка умеет чувствовать? Я изумлена — так вот в чём разница с нашими машинами, тут есть искусственный интеллект с чувством юмора! А вот Доктор, похоже, обижен. Он смотрит на пульт своей машины с изрядной долей возмущения:

— Секси, ты это что?

— Ты опять с ней разговариваешь. Объясни. Искин способен отвечать? - ничего этого в моей базе данных нет, ни про искина, ни про разговоры. Не понимаю… Далеки не могли пропустить настолько важную информацию. Я нечаянно натолкнулась на что-то засекреченное, не для моего ранга? Кажется, текущая ситуация делается более любопытной и познавательной, чем я рассчитывала изначально.

— Искин?! Все ТАРДИСы — живые, — возмущённо бросает он. — Как ты услышал её смех?

Упс… Впрочем, соврём — недорого возьмём.

— Мои приборы засекли всплеск позитивных эмоций какого-то существа. Хватит трепаться, корми, жмот.

Он внезапно поворачивается ко мне с интересом вивисектора.

— А что ты ешь? Никогда не видел, чем питаются далеки в быту, а не в походе. Нас, конечно, когда-то в вашей столице даже покормили разок, но такой гадостью!..

— Или тебе так показалось. По моим данным, ты был при смерти из-за лучевой болезни, а она портит вкус к жизни и хорошей еде, — парирую я. — Но у тебя на борту нет ничего из нашего меню. Вывод — меня вполне устроит плита, сковородка и пара земных яиц.

Любопытство в глазах Доктора становится ещё ярче. Он явно хочет видеть весь процесс.

— Веди на камбуз, — командую я. Он даже не фырчит — только машет рукой, мол, за ним.

Лестницу приходится преодолевать, раскрутив гравидвижок. Это дома пандусы и лифты, а в ТАРДИС безбарьерная среда не предусмотрена, так что я вынуждена невежливо полетать. Небольшой спуск — и вот мы уже на местном камбузе. Камбуз как камбуз, прямо под блоком управления, даже есть синтезатор пищи незнакомой модели, и никаких чудес. Передо мной на выдвижном столе тут же оказывается сковородка и два яйца, всё как заказывала.

— Может, тебе ещё соль или масло?

— Хлористый натрий вреден, а лёгкие жиры не помешают, так что масло. Лучше подсолнечное.

— Почему? — забавно, Доктору действительно интересно, что я делаю. А я тем временем конфискую миску из ящика с посудой.

— Потому что оно выжато из семян, которые больше никогда не породят жизнь, — хищно облизываюсь и самым слабым выстрелом разбиваю подброшенные в воздух яйца, одно за другим. Я почти декаду на Земле болталась, мне не впервой готовить из куриных яиц, так что методика отработана. Скорлупа отлетает в сторону, а её содержимое шлёпается прямиком в миску, где я его тут же взбиваю в пену. Люблю пышные омлетики. Доктор подбирает челюсть:

— Надо же, действительно миксер…

— Ошибка, это был ультразвуковой импульс боевой мощности. В твоём жилище есть кровь убитых помидоров?

— Есть томатная паста. В холодильнике.

— Сойдёт, — достаю банку и шлёпаю в миску небольшой кусок. Будет у меня омлетик с помидорами. — А теперь отойди на три де-лера.

— Это ещё зачем? — тут же с подозрением уточняет Доктор.