Твой маленький монстр (СИ)

Всё это неожиданно. Мой собеседник явно не из любителей потрепаться, нагнал тумана и ушёл, а я теперь думай, врёт он или же правду говорит. Отца я совершенно не помню, да и мама не особо любит о нём рассказывать. Когда я подрос и начал задавать вопросы, показала фото, на котором я сижу с заплаканным лицом перед небольшим, праздничным тортом. Они с отцом стоят по бокам от меня и помогают задуть свечку-единицу. В том, что молодой человек со снимка мой отец, сомнений нет — мы похожи как две капли воды, те же черты, глаза, цвет волос. Будто я вернулся в прошлое, на свой же, первый день рождения.

Маме всегда было сложно сдержать слёзы, рассказывая о нём. Думаю, он был ей очень дорог, а я, не желая причинять ей лишнюю боль, постепенно перестал лезть с расспросами. Спрятал фотографию в самый конец альбома, под старыми школьными снимками и больше не доставал. К чему, если его светлый образ навеки выжжен в сердце? Теперь какой-то сомнительный тип, утверждает, что всё было иначе. Я не могу проигнорировать эту встречу, хотя бы потому, что руки так и чешутся хорошенько врезать тому, кто смеет порочить память моего отца.

Я позвоню, господин Лещинский, можете не сомневаться.

* * *

Ожидание раздражает даже больше, чем пронизывающий ледяной ветер, норовящий забраться под куртку. Запахнув её плотнее, продолжаю угрюмо вышагивать вдоль аллеи, проклиная свою дурацкую привычку приходить раньше времени. За полчаса ожидания я замёрз как собака, что, кстати, тоже порядком подбешивает. Надеюсь, у Лещинского веские причины, чтобы назначить встречу в заброшенном парке, на самой окраине города. Судя по телефонному разговору, он взрослый, серьёзный мужчина, не гопник и не псих, так почему было не встретиться в уютном кафе, как нормальные люди? Хотя о чём это я? Определение «нормально» всё менее применимо к моей нынешней жизни, пора бы привыкнуть.

Надеюсь, дома моего отсутствия не заметят, не особо хочется объяснять куда я свалил на ночь глядя, прямо в день выписки пока женщины накрывают праздничный стол (нашли, что праздновать). Не то, чтобы меня сильно волновало чье-то мнение на этот счёт, просто не хочу расстраивать мать раньше времени напоминанием об отце. И врать ей тоже не хочу, тем более речь, скорее всего, идёт о каком-то недоразумении.

Мне навстречу идёт долговязый незнакомец в тёмном пальто, в руках у него зонт-трость, но, несмотря на начинающий накрапывать дождь, мужчина его не раскрывает. Достаточно нелепо, чтобы предположить, что передо мной таинственный господин Лещинский.

— Вот мы и встретились, Ринат, — говорит он вместо приветствия.

Я уверен, что вижу его впервые, такие колючие глаза сложно забыть.

— Мы знакомы?

Подобно собеседнику, решаю опустить формальности и сразу перейти к сути, однако мужчина, оставив мой вопрос без ответа, жестом приглашает последовать за собой. Старый, сосновый лес, куда он держит путь, внушает определённые опасения, но за нашими спинами маячат два крепких телохранителя, а это хороший стимул подчиниться. При желании они могут надрать мне задницу где угодно, что впрочем, меня особо не беспокоит. Полноценного страха почему-то нет, только его отголоски, наверное, из-за действия таблеток, которые я продолжаю принимать. Зато разгорается любопытство: этот солидный мужчина нести околесицу не станет. Так что такого он может рассказать?

— Можешь называть меня Олег Викторович, сынок, — его металлический голос на фоне нарастающего дождя пробирает до мурашек. — И нет, ты меня не знаешь. Зато твой отец знал… Тебе известно, как умер твой отец?

— Погиб, спасая ребёнка из горящего дома. А что?

Лещинский вдруг заходится неестественным злым смехом. Да, он не похож на гопника, но в том, что касается психического расстройства, я погорячился. У этого мужчины явно не все дома.

— Так вот, значит как, ребёнка он спасал… — его натужное веселье обрывается так же резко, как началось. — М-да, чего ещё ожидать от Илоны. Ей всегда хотелось видеть в нём ангела. Несмотря ни на что.

— Вы о чём?

Я не могу сдержать раздражение и останавливаюсь, но мой спутник продолжает идти. Выбора нет, приходится следовать за ним. Мне по-прежнему нужны объяснения.

— Что бы ни говорила Илона, единственной любовью твоего отца была игра в карты. Он был одержим. Шёл на поводу у азарта, наплевав на всё на свете. И в первую очередь на вас с матерью. Он умер не при пожаре, а в этом самом лесу, прямо на том месте, где ты сейчас стоишь. Выпустил себе пулю в висок из-за карточного долга, который не смог оплатить. Осознанно бросил вас прозябать в нищете.