— Ну смотри, сама напросилась, — дерзко прикусываю её нижнюю губу, затем нежно целую, ловя ртом тихий вскрик. Замерев, кончиками пальцев стираю блеснувшие в уголках васильковых глаз слёзы, давая ей время привыкнуть к себе. — Ты никогда мне не верила…
— Я исправлюсь, — обещает она, осторожно касаясь моей щеки, и уже тише добавляет: — Наверное.
Я всегда знал, чувствовал, что с ней всё будет иначе. Карина отзывается на каждую мою ласку, не будучи при этом покорной игрушкой. Она не робеет, не поддаётся, а лишь позволяет быть главным, отчего моя власть становится лишь слаще. Ей всё в новинку и жемчужные зубки кусают от боли краешек нижней губы.
Меня ломает от напряжения. Эмоции — острее скальпеля. Все чувства на пределе, и попроси она остановиться, я бы, наверное, не смог. Но Карина лишь болезненно улыбается, упрямо прогибаясь навстречу, а я стараюсь быть предельно аккуратным и нежным. Сам виноват, не дал ей времени как следует расслабиться, не дотерпел…
Наши сердца стучат, как сумасшедшие. Кровь юная горячая глушит смущение, притупляет боль. Я не тороплюсь, и мой маленький монстр охотно отдаётся выбранному мной ритму, впервые не пытаясь мне противостоять. Наши руки слепо блуждают по коже, сминают простыни и путают волосы. Прерывистые стоны смешиваются с бессвязными словами и буря уже не в силах их заглушить. Пьяно улыбаюсь, оттого, что чувствую, вижу, момент её наслаждения. Моя запретная синеглазая мечта.
Моя…
А после мы вместе принимаем душ, и от её непривычно-кроткого взгляда что-то во мне обмирает.
— Больше никто, никогда не причинит тебе боль, — обещание не просто срывается с губ, оно вырезано любовью на сердце. — Пусть прошлое останется в прошлом, а настоящее — моя забота. Не бойся, я смогу тебя защитить.
— Даже от себя? — сонно и отчего-то грустно усмехается Карина.
Молча, оборачиваю её пушистым полотенцем и помогаю высушить волосы. Молча — оттого, что не умею врать, а правда погубит нас обоих.
В её комнате, укладываю своё сокровище в кровать и сам устраиваюсь рядом на тонком одеяле, не в силах оторвать взгляда от изогнутых длинных ресниц, под которыми лишь покой и доверие. О Карине, мирно засыпающей в моих объятиях, я мечтал едва ли не больше, чем обо всем, что этому предшествовало.
— Эй, не грусти так, — она гладит меня по щеке и смешно чмокает в кончик носа. — Ничего со мной не приключится. Обещаю впредь быть осторожней, больше никакие отморозки не застанут меня врасплох. Даже папе об этом рассказывать не стоит, ему сейчас лишняя нервотрёпка ни к чему.
Я улыбаюсь. Надеюсь, получилось достаточно искренне. Увы, люди Лещинского не обычные отморозки, но это заблуждение мне только на руку.
— Кстати, а как ты там оказался?
— Мимо проходил, искал потерянное настроение.
— Нашёл?
— Его нашёл, — киваю, возвращая короткий поцелуй. — Зато покой потерял с концами. Спи егоза.
Дождавшись, когда Карина заснёт, не без сожаления покидаю её комнату. Когда-нибудь я обязательно добьюсь права находиться здесь не таясь.
Если, конечно, она сможет простить…
— Ошибся дверью?
Твою ж дивизию!
Моя рука напрягается на шарообразной дверной ручке. Неожиданно прозвучавший голос Владлена пропитан скрытой неприязнью. Это ж какой надо быть сволочью, один раз вернуться пораньше, и тот не вовремя. Свидание у него не выгорело, что ли?
Как назло коротенькое полотенце, обмотанное вокруг моей талии, начинает предательски сползать, и я еле успеваю перехватить его край. Зажмурившись, мысленно считаю до десяти, чтоб унять раздражение и оборачиваюсь:
— Да вот, вышел из душа, а тут Карина кричит, — времени на поиски правдоподобной отговорки катастрофически не хватает, поэтому несу откровенную чушь, раз уж отпираться, так до конца. — Я и забежал, хотел успо…
— И как… успокоил? — насмешливо обрывает он меня на полуслове.
— Спит она. Наверное, показалось.
— Надо же, — по-волчьи скалится Владлен, выразительно оглядывая свежие царапины на моих плечах. — Если кажется — креститься надо, племянничек.
Ругнувшись про себя, твёрдо встречаю его пристальный взгляд и возвращаю его же гаденькую ухмылочку. Умирать, так с музыкой.
— Боюсь креститься уже поздно. Дядюшка.
Какое-то время мы неприязненно меряем друг друга глазами. Личная жизнь Карины его совершенно не волнует. Владлен и сам не отягощён понятиями нравственности, но вот я ему как кость поперёк горла с самого знакомства и если завтра отчим даст мне хорошего пинка под зад, то можно не гадать благодаря кому.
Не сговариваясь, мы расходимся в противоположные стороны. Он, небрежно поигрывая ключами от своей машины, а я — вновь оголившимся задом.