Сам не свой, медленно, припадаю спиной к стене. Молчу, усердно стараясь выровнить дыхание, и с болезненной сосредоточенностью слежу, как трогательно льнет к Эдику моя девочка.
Ошибочка — не моя. И никогда моею не была.
Дыши, Ринат. Не забывай дышать.
У каждой сильной эмоции есть свой пиковый момент, когда любое неосторожное действие может её детонировать. Так вот, мою лучше придушить сразу, ещё в зародыше, только она, зараза, на редкость живучая.
— Остыл? — грубо спрашивает Вова.
Киваю, а следом отрицательно качаю головой. Ни капли.
— Держи, психованный, — он протягивает мне свою недокуренную сигарету, которую чудом умудрился сохранить целой во время нашей возни.
— Так что там за бред с девственностью? — спрашиваю, кашляя от едкого дыма, что огнём проносится по моим лёгким.
— Мой кореш один с Климовым тесно общается. Говорит Эдик наш неспроста недотрог динамит, пунктик у него не связываться с целками. Ответственности боится или крови, что-то вроде того, я особо не вникал. В общем, он своих давалок исключительно в клубах снимает, самых отвязных, а Карина хоть и бойкая, но дистанцию держит, к телу и близко не подпускает. Сам не раз подкатывал: и спаивал, и по ушам катался — даже в губы поцеловать не дала. Думаешь, будь оно иначе, Эд бы отказался от такой цыпы? Она ж его который год окучивает, а дальше дружбы дело так и не зашло. Твоей сестрице сто пудов пришлось кого-то осчастливить, чтобы покорить свой Эверест. Только так.
Снова мотаю головой, как заведённый, не отрывая глаз от удаляющейся пары. Климов обнимает её плечи, и что-то говорит, а Карина смеется, запрокинув голову. Звонко, блин, беззаботно! Рядом со мной она никогда так не смеялась. Только злорадно. Хитрая бестия снова меня одурачила, вот почему не оттолкнула, ни в лифте, ни позже — в спальне. И на балконе вчера Карина была так спокойна не потому что гордая, как я подумал. Она играла. Водила за нос, как глупого щенка. Использовала.
— Дрянь, — шепчу, давясь невменяемым смехом. — Какая же ты всё-таки дрянь…
— Угомонись, блин! — друг со всей дури толкает меня руками в грудь, приводя в чувство и с нескрываемым бешенством смотрит снизу вверх, будто хочет ещё разок хорошенько врезать. Вышибить душевную боль болью физической. Не худшая идея. Но вместо этого Вова хватает меня за грудки и, прожигая убийственным взглядом, шепчет: — Только не говори, что ты повёлся на это кидалово. И даже если так, именно ты поимел ее, а не наоборот. Просто забей. Вы квиты. Не втрескался же ты на самом деле?!
— Отстань, — зло выворачиваюсь из держащих меня рук, и кидаю под ноги истлевшую сигарету. Молча ухожу, пропуская мимо ушей трёхэтажный мат, которым друг кроет меня и мою непроходимую тупость.
Самое время пойти на занятия, но я спешу убраться подальше. Подальше от нравоучений друга. От необходимости видеть ту, которой безразличен. От собственной ярости. Мне срочно нужно где-то сбросить пар, иначе взорвусь. И звякнувшие в кармане куртки ключи от зала, где мы с ребятами тренируемся, оказываются как нельзя кстати.
Постигать азы брейка я начал самостоятельно, лишних денег на обучение в студии с профессиональным тренером тогда не было. Ещё в тринадцать мне повезло подружиться с соседским пареньком — Стасом, мама которого была директором Дома культуры. Она оставляла нам ключи от танцевального зала, и мы там занимались во внеурочные часы кружка бальных танцев, учились подолгу отжиматься на руках и стойке на голове. Почти сразу к нам присоединились двойняшки Митя и Маша, так нас юных энтузиастов стало четверо.
Гибкость и сильные руки пришли не сразу. Поначалу было очень сложно, сбитые локти и колени, многочисленные синяки и шишки стали нашими верными спутниками на долгие месяцы. Через полгода Митя, не выдержав нагрузок, бросил тренировки и занялся музыкой, а мы по сей день продолжаем совершенствовать свои движения уже втроём, невзирая на загруженность и физическую усталость. Бывает, занимаемся порознь, когда встретиться мешают обстоятельства. Для таких случаев у каждого из нас имеется дубликат ключа и дружеское расположение престарелой вахтёрши тёти Оли.
Гулкое эхо собственных шагов единственный мой спутник в пустых коридорах ДК.
Вот и хорошо, ничто не помешает выплеснуть кипящий внутри гнев. В зале, на третьем этаже, врубаю музыку на полную мощность стареньких колонок и, прихватив из раздевалки дежурную сумку со своими вещами, переодеваюсь в свитшот, низкие свободные штаны и кроссы. Долго изучаю своё отражение в зеркальной стене, пока натягиваю на запястья спортивные напульсники.
Оттуда на меня смотрит незнакомец. Отросшая чёлка беспорядочно падает на бледный лоб. Черты лица и без того резкие, заострились ещё больше, а мутные полные злобы глаза достойны самого отмороженного подонка. Я старательно ищу в нём прежнего себя. Напрасно. Медленно, но верно Карина истребила во мне отзывчивость и веру. Может оно и к лучшему. Тому, в ком нет доверия и предательство не страшно.