- Мне было тринадцать, когда родители запланировали поездку в Бразилию. Я не смог поехать, потому что сломал ногу, и они оставили меня с друзьями. Это должно было быть всего лишь короткое путешествие, но произошел несчастный случай. Автобус, в котором они ехали, попал в аварию в горах. – Я проследил пальцем край стола, не глядя на Алли. – Никто не выжил.
Я указал на хранившуюся на верхней полке камеру с треснутым объективом и разбитым корпусом.
- Это единственный фотоаппарат, который был с моей мамой повсюду, и каким-то образом дядя получил его обратно. Я храню его, потому что знаю, что она касалась его, когда умерла. Наверное, я выгляжу жалким.
Алли коснулась моего плеча, заставив меня посмотреть на нее.
- Нет. Это заставляет тебя чувствовать себя ближе к ней.
- Да. – Мне было удивительно легко делиться такими личными вещами с ней. Это было странно, потому что я не привык говорить о своих чувствах кому-либо, но мне понравилось.
- У меня есть старая книга Олли, о чем никто не знает, – сказала Алли. – Он очень любил ее, и иногда я беру книгу в руки, просто вспоминая, как он постоянно читал ее.
- Что за книга?
- Питер Пэн. Он любил эту историю.
Я потянул Алли к себе на колени, целуя в макушку.
- Тогда ты понимаешь.
- Да.
- А это принадлежало моему отцу, мама подарила ему. – Я прикоснулся к металлу на запястье. – Одно из звеньев сломалось, так что он не взял его с собой. Мой дядя починил его для меня, и с тех пор я никогда его не снимаю.
Алли провела пальцем по серебру, тяжелые звенья были покрыты зазубринами от многолетнего износа и жесткого обращения.
- А эти кожаные
Я усмехнулся, вспомнив, как она дразнила меня в больнице.
- Я ношу их, потому что они мне нравятся. Я в них круто выгляжу.
- Да, это так.
Я сжал ее крепче, и на мгновение мы оба замолчали, потерявшись в воспоминаниях.
- Что случилось с тобой после смерти родителей?
- Я переехал жить к дяде и его семье.
- Они были добры к тебе?
Опустив голову, я вздохнул.
- Они пытались. Дядя Макс – брат моего отца, но они были разными, как день и ночь. Их жизни кардинально различалась, и я был вырван из своей стихии. Я должен был жить в одном месте, посещать школу по графику, как другие дети. Конечно, я плохо со всем этим справлялся и, поэтому очень злился. Я был зол на своих родителей за то, что они погибли, и оставили меня одного, и на дядю за то, что тот не был похож на отца. Тогда я ненавидел всех и вся.
- Что произошло потом?
- Макс подарил мне мамино оборудование и записал на занятия по фотографии. Это был спасательный круг, который мне был нужен. Я начал работать в фотомагазине неполный рабочий день, и это помогло успокоиться. Пока я хорошо учился, дядя давал мне много свободы. Он знал, что я не вписываюсь в окружающую обстановку, и пытался максимально облегчить мне жизнь. Я ему многим обязан.
- Ты все еще видишься с ними?
- Я уехал, когда мне было семнадцать. Но сделал это на хороших условиях. Я приезжаю к ним по случаю, посещаю семейные события и все такое. Каждый год я отправляю всю семью в двухнедельный отпуск по их выбору. – Я усмехнулся. – Они любят Флориду и часто туда ездят.
- Не твой первый выбор?
- Даже не в десятке. Но им это нравится, они любят курорты. Если это делает их счастливыми, я не против. Они хорошие люди. Скромные, спокойные. У них своя жизнь, а у меня своя. Но я люблю их, и они сделали все возможное для меня.
- Полагаю, ты больше не пользуешься камерами матери?
- Пользуюсь иногда. Временами мне нравится старая школа. У меня есть место, где я все еще могу снимать на пленку. Кладовка, – я указал на дверь наклоном головы, – используется, как темная комната. Я сам создаю образы, но нечасто это делаю.
- У тебя много техники. – Алли провела пальцем по ближайшему к ней большому монитору на столе.
- Я делаю всю работу сам. Никому не доверяю свои фотографии, если только не должен отправить файлы в спешке.
- Такой умный и талантливый, – выдохнула Алли. – Чем больше я узнаю тебя, тем больше ты меня поражаешь.
- Это
- Ты никогда не сидишь ни с кем после дня погони за штормами и не выворачиваешь душу наизнанку?
Я усмехнулся от ее слов.
- Нет, мы обычно слишком устаем после плетения косичек друг другу.
Она захихикала, но тут же вновь стала серьезной.
- Я рада, что ты чувствуешь, что можешь. Ты можешь поговорить со мной обо всем.
Я поцеловал ее. Мне не хотелось, чтобы она уходила, но я знал, что ей уже пора.
~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~
Следующие несколько дней мы разговаривали, переписывались, и я заезжал к Алли в больницу. Мне нравилось быть рядом и смотреть на нее.
Были моменты, когда Алли была так занята, что я мог лишь сидеть недалеко от сестринского поста и наблюдать за ней, но мне нравилось видеть ее в действии.