Твой пока дышу (СИ)

Холодная, ознобом тело бьёт, вибрирует вся, передавая мне своё нездоровое состояние. Но это не физическая неприязнь, это что-то гораздо сокрушительнее.

Отпускаю запястье. Поднимаю руки к лицу, прикладываю горячие ладони к её щекам и нежно целую в губы, отдавая ей всю внутреннюю энергию, вкладывая в это соприкосновение всю теплоту, всю заботу, всякие надежды на то, что мы можем просто обсудить. Что можем решить что угодно одним лишь откровенным разговором.

– Ну же, маленькая… – подначиваю ласково.

Веду большим пальцем по её губам, ловлю крупный горох слёз языком, чувствуя не соль даже. Горечь.

– Всё было великолепно… – шепчет плаксиво, шмыгает носом, зажмуривается. – Это… это… ни с чем не сравнить. Ничего подобного не испытывала. Ни с кем. Никогда. Это… как будто смело всё, понимаешь? Заботы, переживания, обиды, всё-всё, одним махом, как будто и не было никогда… Это… пустота, – открывает глаза, часто моргает, прогоняя слёзы, вымучивает самую печальную улыбку в мире. – Пустота, Паш. Абсолютная. Но ты заполнил её до краёв. Тщеславием, надменностью… так кичился своей очередной победой, так упивался своим превосходством…

Натужно втягивает воздух и делает шаг назад, выскальзывая из моих рук. Вытирает слёзы и выталкивает решительно:

– Не важно. Мне надо готовить. Мы уедем после ужина.

Бездна разверзается под моими ногами. Тело ухает в пустоту, забыв прихватить остатки чёрной души. Натурально ноги подкашиваются, без преувеличения.

– Даже не мечтай, – рычу на пониженных, – забудь.

– Ищо-о-о-о, – тянет дочь, размахивая вилкой.

– Сейчас… – бормочу на автомате.

– Достаточно, милая, – перечит Линда, – через пару часов ужин.

– Узин! – несказанно радуется Надя, подливая масла в огонь и разметая по ветру все мои потуги быть примерным отцом.

Выхожу из себя, вытаскиваю дочь из стульчика, отношу в гостиную, ставя у низкого столика, выдаю карандаши, альбом и, остервенело печатая шаг, возвращаюсь на кухню.

– Ты никуда не уедешь! – на тон повышаю голос, и она разворачивается от стола с ножом, крепко сжимая его в руке.

– Уеду, Паш! – с ходу прилетает ответка.

– Не уедешь, сказал! – рявкаю во всю мощь лёгких, не совладав с собой.

Линда испуганно вздрагивает, роняя своё орудие, а я словно в замедленной съёмке наблюдаю как острие мчит вниз, прямо к её беззащитной голой ступне. Бросаюсь к ней, она реактивно отлетает назад. Нож с грохотом падает на пол, лишь кончиком задев большой палец, из которого тут же начинает сочиться кровь.

– Ай… – слабо морщится, поджимая пальчики, а я шумно выдыхаю всю злобу, делая осторожный шаг навстречу и приседая перед ней.

– Ты реально думаешь, что я намерено могу тебе вред причинить? – интересуюсь в пустоту, приподнимая её ногу, чтобы рассмотреть порез.

– По твоей милости меня трижды чуть не убили, – припоминает былые деньки и тянется рукой к своей шее, где на всю жизнь остался тонкий белый шрам как напоминание о моей беспробудной тупости.

– Ну так не я же, – фыркаю несколько нервно. – И не убили бы, я страховал. И это в прошлом. И работа другая, и жизнь в целом.

– Уверен? – спрашивает так тихо, что кажется, будто оглох резко. – Две недели назад ты болтался под потолком гаража, на тебя бросалась бешеная псина, а я размахивала пушкой.

Замираю, серьёзно обдумывая её слова.

Беру тайм-аут, ухожу, по пути проверив как там дочь, возвращаюсь с объёмной аптечкой, из которой нужен, по сути, один только пластырь, но с этим саквояжем, собранным самим Эмиром, я выгляжу круче.

– Ты права, – выдаю результат умозаключений, – род деятельности надо менять. Подумаю над этим.

– Серьёзно?.. – лопочет оторопело.

– Конечно, – удивляюсь, вновь устраиваясь в её ногах. Гоню мысль, что чувствую себя в этой позиции наилучшим образом. – Никогда не хотел, чтобы ты влилась в толпу дегенератов, никогда особенно не хотел заниматься ничем подобным сам, и у нас ребёнок. На самом деле даже хорошо, что срулила. Теперь у меня достаточно бабок и связей, да и руки развязаны. Что-нибудь придумаю. Что-нибудь безопасное. Даже заказов новых брать не буду. Максимум – мудрый совет по телефону.

– Серьёзно, Паш?.. Серьёзно? – её голос начинает звенеть, а моё сердце биться чаще. – Ты… я так рада! Я всё думала, думала… я так рада! Очень!

Задираю голову, пытаясь поймать её искрящийся взгляд, но она тут же отводит его, уставившись в кухонный гарнитур.

– Но ты уедешь? – кривлюсь недовольно.

– Я… да. На твои отношения с Надей это не повлияет, я всё сделаю для этого, обещаю.

– Из-за того, что вырвалось из меня в процессе или до? – через силу вымучиваю уточнение, опустив голову и протирая крошечную ранку спиртовой салфеткой.

– В процессе, Паш, я объяснила… во всяком случае, попыталась.

– Это чушь, Линда, – выдуваю ей на ногу, – просто бредятина. Ясен… – затыкаюсь, оборачиваюсь, проверяя, нет ли поблизости Нади, и продолжаю: – Ясен хуй я обрадовался. До сих пор в ушах твои стоны фоном, в гробу закрытом их слышать буду. Музыка! Отвечаю! Я пиздец как собой горжусь и хер ты увидишь на моём лице обратное.

Встаю, расправляю плечи и напираю на неё грудью.