И за ребёнком присмотрят, пока я в безудержных рыданиях в подушку захожусь, прикусывая ткань, чтобы не заорать в голос.
И план на будущее помогут выстроить, утешая ласковыми прикосновениями.
– Это ещё не всё… – мрачно отбивает Лена, великодушно решая добить. – Она беременна… он подтвердил… Матвею сказал, не мне. По телефону, я подслушала… и…
– И-и-и? – вновь срываюсь на смех, приподнимая голову от подушки.
– И в салоне кое-что нашла… из твоего кармана выпало, когда шмот мерили, больше неоткуда. Вот… я думала, ты знаешь, поэтому не трогала вчера…
Протягивает мне измятый клочок бумаги трясущими руками, и я моментально вспоминаю дочь, самозабвенно играющую с фантиком. Даже в руки его не беру, просто смотрю на написанный от руки текст. Потёртый местами, местами поплывший от Надиных слюней, но, тем не менее, вполне читаемый.
Так это я, оказывается, пятое колесо…
Я – любовница.
Я – разлучница.
Не она. Я.
Я…
А он может и в самом деле меня любит. Просто любит всех беременных от него девок. Из тех, из неслучайных. В койку к которым он ходит годами по проторенной, разбавляя для разнообразия мимолётными связями.
– Может, не надо от него больше?.. Ну… ты поняла… – с трудом, но выдавливает из себя Лена как будто бы разумную мысль.
– Выйди, а? – огрызаюсь невежливо.
– Да понятное дело, что не сможешь… – ничуть не обижается подруга, не двигаясь с места. – Я бы тоже не смогла. Но, может, повезёт и не беременна вовсе?
– Может, – отвечаю на автомате, только бы она отстала. Повезёт?! Да я кому угодно душу готова продать, лишь бы ещё раз вот так «не повезло»! – Лен, оставь меня ненадолго… скоро дочу укладывать, я спущусь через пару минут.
– Хорошо… – бормочет плаксиво, часто-часто моргая. – Ненадолго только, ладно?
– Обещаю, – мягко улыбаюсь, успокаивая теперь уже её. – Спасибо, что рассказала. Мне просто нужно это осмыслить и принять.
– Угу, конечно, – кивает, роняя слёзы, поспешно вытирая их и сползая с кровати.
Странная ерунда. Не знаю, у всех ли так, но, когда кто-то на столько сильно реагирует на мою внутреннюю боль, что сам начинает плакать мои глаза враз становятся сухими.
На месте, где когда-то было сердце, лишь пустота. Нет, оно бьётся в груди, наверняка бьётся, я ведь живу ещё. Дышу. Но в нём лишь кровь. Плазма, эритроциты, лейкоциты, тромбоциты или как там по биологии, и всё. Размеренные сокращения мышцы, ровный пульс, полнейший штиль в голове. Как будто бы всё в порядке. Как будто бы…
Только вместо души отчего-то мрачный сырой подвал. Смутное ощущение тревоги терзает изнутри, как будто последняя кроха любви пытается выбраться, молотит маленькими кулачками по люку, сигнализирует о том, что ещё не погибла.
Сиди там и не рыпайся!
Укладываю дочь спать, спускаюсь к друзьям приминать их жалость с улыбкой на лице. Пристраиваю на затылок Надюшину панаму и падаю задницей в детский бассейн, разбрызгивая воду на траву.
– Линда… – Эмир прикрывает глаза, но быстро справляется с эмоциями, протягивая мне руки.
Снимаю головной убор, сую ему и падаю спиной назад, погружаясь с головой. С широко распахнутыми глазами.
Слежу за размеренно плывущими облаками, за хаотичными бликами солнца на растревоженной поверхности воды, за собственными волосами, извивающимися в воде змеями, пока Эмир не выдёргивает меня, наступив одной ногой в бассейн.
– Чёрт, Линда! – орёт, хватая меня за плечи и ставя на ноги.
А я там кое-что поняла. За секунду до того, как он прервал мою медитацию. За долю секунды до того, как закончился кислород в лёгких. На тонкой грани между реальностью и забвением.
Судорожный вдох. Хриплый выдох.
– Что-то не так! – Эмир роняет голову, а я обвиваю его шею, тараторя задушено: – Что-то не так, Эмир, говорю тебе, послушай, услышь! Я чувствую, чувствую, я всегда чувствую!
– Не в этот раз, – хмурится друг, – не в этот раз, Линда. Понимаю тебя, хочется другого…
– Да плевать мне на себя! – взрываюсь, отталкиваясь от него, ногой в воде топаю и, не получая с этого никакого физического удовлетворения, начинаю кричать: – Плевать, что не единственная! Плевать, что обманул! Плевать, что мерзавец, подлец, кобель! Плевать!
– Я… я не могу ему больше верить, – Эмир разводит руками и шагает из бассейна. – Не могу, Линда. Просто не могу. Я не железный. У меня есть лимит. Предел. Запас. Прости.
– Эмир! – взвизгиваю ему в спину. – Вернись! Вернись сейчас же! Лиль, скажи ему… – хнычу уже, взывая к подруге. – Скажи ему, Лиль, ну скажи же…
– Прости, – вторит за мужем, поджимая губы. – Прости, Вишня, но тебя я люблю сильнее. Пусть хоть… пусть хоть совсем исчезнет! Все нервы мне измотал, всю душу уже за годы эти… не могу больше.
Остаёмся один на один с Леной.
Смотрю ей в глаза, а там столько страха за меня… наверное, я в самом деле выгляжу буйнопомешанной. Невменяемой. Обиженной, озлобленной на мужчину, выбравшего другую. Но я больше просто не в состоянии игнорировать тревожную искру, разжигающую во мне огонь паники.