Твой последний шазам (СИ)

Недопетый мотив я услышу во сне,

До утра не сомкну я глаз.

До конца не простив все прошедшее мне,

Ты не спишь, как и я сейчас.

Пол в комнате был снова завален кассетами и фотографиями.

Амелин сидел посреди этого бардака и задумчиво смотрел в телефон. Определив песню, Шазам уже перестал мигать, но Костик всё смотрел и смотрел на экран, погрузившись куда-то очень глубоко в свои мысли.

В полуночном метро, в хороводе огней,

Мне опять снится твоя тень.

Я стояла в дверях. Солнце радостно пробивалось сквозь широкие щели небрежно задернутых штор.

И вроде бы всё было нормально, даже хорошо, но его по-прежнему что-то настойчиво терзало. Что-то такое, чего я никак не могла понять, и это рассеянное, близорукое непонимание беспокоило. Будто бы ответ на поверхности, а я его в упор не вижу.

В точности, как в далёком-далёком детстве, когда папа проделывал фокус с отрывающимся пальцем.

Показывает выставленный вверх большой палец, а потом закрывает его ладонью второй руки, и палец, отрываясь, уезжает в сторону.

Я и верила — потому что это папа, и не верила — потому что палец не может просто так оторваться.

А когда мы увидимся вновь,

Тихо ветеp ночной будет петь о своем…

Костик поднял голову, заметил меня и поманил рукой.

— Можешь объяснить, что с тобой? — спросила я.

— А что со мной?

— Я же вижу.

— Ты пришла и теперь всё хорошо, — быстро вскочив на ноги, он ухватил меня за руку и втянул в комнату.

— Я чувствую, что есть что-то, чего я не знаю.

— Да, ну, даже не заморачивайся, — положив голову мне на плечо, он принялся медленно покачиваться под музыку. — Мы все чего-нибудь не знаем. Знать всё вообще невозможно. Это ещё Сократ говорил.

Странные танцы. Танцуй под дождем…

— Объяснишь, что не так?

Но он только прижался сильнее и щекотно подул в шею.

Ты забудешь вопрос, но я помню ответ,

Друг без друга мы не умрем.

Просто удивительно, с какой лёгкостью он расправлялся с моей решимостью и попытками пробуждения. Однако всякий раз идя на попятную, покупаясь на шутки, отговорки и нежности, я лишь отодвигала нечто очень важное и неразрешенное.

Я остановилась

— Кость, серьёзно. Ты должен рассказать, что тебя беспокоит.

— Слушай, а давай выкинем раскладушку, и я буду спать на Милиной кровати? А она пусть переезжает в бабушкину комнату. И тогда ты тоже сможешь ночевать здесь.

Он попытался поцеловать, но я увернулась: идиотская манера решать все проблемы поцелуями.

— Почему ты всё время уходишь от ответа?

— Потому что знаю, как будет.

— Это ты его столкнул?

— Мы уже говорили об этом.

— Отвечай!

— Когда ты так смотришь, мне хочется тебя съесть или чтобы ты съела меня. Хочешь съесть меня?

Он схватил со стула кроличью маску, собираясь надеть, но я успела её перехватить, и мы какое-то время молча тянули в разные стороны, а потом я резко отпустила, и он, смешно отлетев к кровати, сел на неё.

— Ты?!

— Нет.

— Поклянись!

— Ты обещала мне верить.

Я подняла с пола кассету и швырнула в него, затем ещё одну и ещё. Он закрылся подушкой и так сидел, пока я не остановилась.

— Клянусь, это не я, — проговорил он так тихо, что я едва расслышала из-за заполнивший всё пространство между нами музыки. До боли знакомой откуда-то из далекого детства мелодии.

Я совершенно точно её знала. Раньше знала, но сейчас никак не могла вспомнить название. Хриплый пацаний голос и прилипчивый припев.

Мы смотрели друг на друга. Я услышала, что хотела, но легче не стало и ничего не разрешилось.

— Раннинг фру ве монсун, — подпел Костик за песней, заметив, что я прислушиваюсь.

— Что это?

— Что-то дико трогательное и девчачье, — он достал телефон. — И у тебя сейчас такое лицо, как будто ты хочешь признаться мне в любви.

— Просто слушаю и пытаюсь вспомнить, кто поёт.

— Жаль, — он посмотрел на то, что определил Шазам.

— Ну?

— Я тебе не скажу. Продолжай, пожалуйста, так смотреть… Хочу запомнить этот момент. То ве энд оф тайм… Джаст ми энд ю.

— Короче, — я подошла к магнитофону, вытащила кассету и кинула в мешок. — Это был твой последний шазам. Ты прав. Нужно выбросить не только раскладушку, а всё. Всё-всё. Потому что до тех пор, пока ковыряешься в этом старье, ничего не изменится. И все эти вещи, шазамы, видео и фотки ни к чему хорошему не приведут. Всё, Амелин, будешь начинать новую жизнь.

— Новую? Серьёзно? — он отбросил подушку и развеселился. — А что со старой делать?

— Просто забудь.

— Я так рад, что тебя встретил. Из всех голосов в моей голове, твой самый лучший.

Весь день мы стаскивали с чердака вниз всевозможное барахло, а потом носили его на свалку за березняком, и к вечеру так упахались, что Амелин заснул ещё до ужина. Сказал: сейчас приду и пропал.

Якушин подловил меня на крыльце после того, как поели. Он уже собрался идти гулять и от него сильно пахло Лёхиной туалетной водой.