Твой последний шазам

— Прости, — с неловкой улыбочкой сказал Тифон. — Я не знал.

— Можно попробовать просушить. Главное не включать, пока не высохнет. Давай сюда. Саша отдала Максу телефон, и он принялся разбирать его на полотенце.

— Кто из вас это сделал? — Саша переводила взгляд с меня на Трифонова.

— Кажется, я, но ты первая начала, — посмеиваясь ответил Тифон.

— Кто написал эту дрянь в лагере? — она стащила хлюпающие босоножки.

— Что за дрянь? — заинтересовался Дятел.

— Они знают.

Трифонов вперился в меня:

— Я сразу сказал, что писать ничего не буду. А что за дрянь?

— Чего это сразу дрянь? — парировал я. — И вообще я от твоего лица писал.

Трифонов фыркнул:

— От какого ещё «моего лица»? Аллё?

— Он написал другое имя, представляешь? — негодовала Саша. — Это некрасиво!

— А в чем проблема? — я не понял, чего она так разозлилась.

— Теперь все девчонки смеются надо мной.

— Меньше нужно языком трепать и хвастаться тем, чего нет. Как он напишет, что любит тебя, если любит Зою?

— Ну это же не по-настоящему. Просто подыграть.

— Это не игра, Саша, — произнес я по-взрослому и даже удивился, как назидательно у меня это получилось. — Всё. Иди к себе и оставь нас в покое.

— Значит это ты. Я так и думала.

— А что написал-то? — не унимался Дятел.

— Я люблю Зою, — процитировал сам себя я.

— Почему это дрянь? — справедливо возмутился Тифон.

— Вот и я не понимаю.

— Потому что мы так не договаривались, — Саша совсем сникла. — И теперь, кроме того, что все смеются надо мной, я проспорила и должна выполнить одно дурацкое задание.

— Что за задание?

— Тебя не касается.

— А чего ты так борзо разговариваешь? — наехал я.

— У…у…у, — протянул Макс. — Какие страсти.

Тифон пихнул его в плечо, и он, свалившись назад, остался лежать на спине, тихо посмеиваясь. Я снова заметил его засос и тупо заржал.

— Кстати! Я же взял с собой ваш апельсин! — тонкий дипломатический ход Дятла поразил своей неуместностью.

— Ты меня правда подставил, — с горечью сказала мне Саша.

— Прости, — всё ещё улыбаясь, ответил я, однако слово «подставил» эхом прокатилось по коридорам моего не вполне ясного сознания. — Так бывает, ждёшь-ждёшь одно, а на деле получается совсем другое.

— Что я тебе плохого сделала? Почему ты всё время кидаешься на меня?

— Неправда. Я самый дружелюбный на свете чел. Скажи, Вань.

— Не самый, — откликнулся Дятел.

— А теперь? — я показал ему кулак.

— Никит, тебе не идут такие приколы. Не обижайся на них, — сочувственно сказал Саше Дятел. — Они просто ещё пьяные.

Она развернулась, подобрала рюкзак и, широко размахивая зажатыми в руке босоножками, пошлёпала прочь.

— Телефон забыла, — крикнул Макс, но она не обернулась.

— Что с тобой? — прикопался Трифонов. — У тебя что месечные?

— Пошёл к чёрту, — я лёг на живот и накрылся футболкой. — Тебе можно кидаться на всех, а мне слова не скажи.

— Да, кидайся сколько влезет. Но ещё раз за меня что-то напишешь, получишь в табло.

— А может, я за себя писал?

— В смысле?

— Сам знаешь!

— Андрей прав, — Дятел печально вздохнул. — Ты, Никит, в последнее время очень нервный стал. Нетерпимый. Если тебя что-то беспокоит, ты лучше просто расскажи. Мы же твои друзья, мы поймем. Мама говорит, что недосказанность рождает недопонимание, а это как гвоздь вбитый между людьми. Вытащить его возможно и получится, но дыра всё равно останется.

Я резко сдернул с головы футболку.

— Если ты не заткнешься прямо сейчас, клянусь, я тебя утоплю.

— Чё привязались к человеку, — подал голос Макс. — Запал он на эту Сашу, ясно же.

Трифонов с Дятлом застыли с такими лицами, будто им сообщили, что детей приносит не аист.

— Это правда? — спросил Дятел.

— Хрен знает, — под их взглядами я понял, что уже не отвертеться. Пошлю — надумают ещё больше, чем есть на самом деле.

— Но если она тебе нравится, зачем ты так грубо с ней обошёлся?

— Всё. Отстаньте. Плевать на неё.

Все замолчали. Повисла неуютная тишина, словно им объявили, что я скоро умру, и никто не знает, какие нужно подобрать слова утешения.

— Короче, кончай нам голову морочить, — проворчал напоследок Трифонов. — То, блин, Зою он любит, то через пол минуты Сашу. Не беси меня, Горелов. А про Зойку даже не думай. Я тебе за одни мысли башку откручу. Понял?

— Угу. Давно уже.

Если бы я сделал, то что я сделал после того нашего разговора, то возможно я бы себя понял. Хотя… Нет. Не понял бы. Интересно, о чём я вообще думал, когда сделал то, что сделал?

Эта мысль ужаснула. Получалось, что где-то внутри меня сидел какой-то совсем другой я. Тёмный и злой. Затаивший обиду, мелкий, мстительный человечишка.

Нет, всё конечно можно было списать на то, что это «по пьяни». Был дурной, ничего не соображал, хотел приколоться. Ведь реально было весело. И фотки угарные. Так, в общем-то я и сказал Лёхе.

Но в глубине души знал, что это дешевые отмазки.

Однажды, классе в седьмом, я так пошутил над Павловым. Был у нас такой толстозадый ботан. Весь из себя правильный типа Дятла. Всегда всё учил от корки до корки.

Раз ему на коленку приклеилась жвачка. После ОБЖ как раз. Там парты были низкие и коленки всё время терлись об их внутреннюю поверхность.