Твои ровесники

Кай Су сидел на пороге развалившейся фанзы и старательно дробил в ступке соевые зёрна. Пек Чан держал на коленях голого мальчика, строил зверские рожи и бодал его лбом, отчего малыш взвизгивал и смеялся.

Кай Су стряхнул с пестика пыль и сказал:

— Всё. Тётушка Цон Син, мы пошли.

Из фанзы послышалось:

— Погодите, славные ребятки! Поешьте!

— Благодарим, тётушка Цон Син. Пора. Солнце высоко.

Из фанзы вышла молодая женщина:

— Я вчера и не поговорила с вами, славные ребятки… Куда же вы путь держите?

— В Прохладную Долину.

— Знаю я эту деревню, бывала там. Только не так уж она прохладна, как вы думаете.

— Почему, тётушка Цон Син?

— Пожгли её.

Кай Су вскочил. Пек Чан опустил малыша на землю:

— Как пожгли? Кто?

— Не знаю. Может, полиция; может, солдаты… Люди говорят: там скрывались партизаны…

Кай Су и Пек Чан поклонились женщине:

— Благодарим, тётушка Цон Син, за приют.

Женщина протянула ребятам пару сухих лепёшек:

— Раньше завтрашнего вечера не доберётесь, славные ребятки, да и то если через перевал пойдёте.

— Мы знаем.

К фанзе на низкорослой мохнатой лошадке подъехал человек в золотых очках. Он улыбнулся женщине, приложив руку к серой шляпе, и затрусил дальше. Женщина неохотно кивнула головой и отвернулась. Ребята узнали вертлявого.

Пек Чан спросил:

— Кто это?

Женщина стиснула зубы.

— Змей!.. Ползает по деревням и шипит: «Вы и не ропщите и не ссорьтесь с хозяевами, а если чем недовольны, изложите сообща…» Вот наши и пошли в город излагать, кто чем недоволен. И муж мой с ними вместе… — Женщина усмехнулась: — Земли ему мало показалось. Пошёл спрашивать, почему на севере крестьянам и земли дали и урожай не отбирают, а у нас всё так же, как и при японцах было.

Пек Чан заинтересовался:

— А они?

— Кто «они»?

— Ну те, у кого он спрашивал… Что они ему сказали?

— Не знаю.

— А муж что говорит?

— Тоже не знаю… Муж за своё любопытство, милые ребятки, седьмой месяц в тюрьме сидит.

Кай Су едва дослушал женщину и быстро побежал. Ему казалось, что он успеет чем-то помочь своей деревне, своим родным.

Пек Чан с трудом нагнал его у перевала через горы. Кай Су лежал на горячей земле. Плечи его дрожали. Пек Чан нагнулся и дотронулся до головы Кай Су.

— Кай Су… Кай Су… — с трудом начал Пек Чан, но слова убегали от него. Он гладил спину Кай Су и говорил, говорил одно и то же слово, вкладывая в него всю свою любовь к единственному другу: — Кай Су… Кай Су…

Кай Су заплакал. Он захлёбывался потоком мыслей и слов:

— О Пек Чан! Разве Хо Сан кореец? Разве Золотые Очки кореец? Нет, Пек Чан… Ты был прав… Я хочу стать разбойником! Бежим назад… Надо сжечь дом Хо Сана, дом с новой черепичной крышей… Утопим Хо Сана… Прогоним долговязого из девятого номера… Ты знаешь все заклинания, прикажи демонам: пусть унесут его, запрячут под землю… Запряжём в телегу Золотые Очки. Пусть везёт самые тяжёлые камни. Я буду хлестать его бичом до тех пор, пока он не добежит до обрыва. Тогда я столкну его в море… Потом я расскажу старику с собакой — помнишь Боя? — как мы отомстили за его сына… Он будет смеяться, Пек Чан, он будет радоваться вместе с нами!..

Стоны Кай Су начали утихать и скоро совсем прекратились.

Кай Су и Пек Чан решили итти не через перевал — здесь путь был короче, — а деревнями и сёлами. Им хотелось подробнее узнать о том, что произошло в Прохладной Долине.

Пек Чану было ясно, что следует делать. Он восторженно описывал своему другу предстоящие сражения. На стоянках он чертил на земле планы крепости. Но Кай Су почти не слушал его рассказов. Когда земляки устраивались на ночлег, он долго не мог уснуть: в памяти воскресало всё, что видели они на родной своей земле.

Едва лишь Кай Су закрывал глаза, его тело утрачивало вес, обволакивалось тёплым туманом и поднималось вверх. Но это не было сном — он слышал каждое слова Пек Чана и чувствовал, как ноют натруженные за долгий день ноги, и знал, что стоит открыть глаза — и всё исчезнет. Он тихо летел над пройденной вместе с Пек Чаном родимой землёй. В полях они видели корейских крестьян за деревянной сохой. По опушкам лесов на дрожащих ногах бродили старухи; они сдирали с деревьев кору, чтобы, размельчив её, прибавить в чумизу. А может быть, это были и не старухи, а молодые женщины — ведь горе старит быстрее, чем годы.

Но чаще всего видится такая картина: по просьбе помещика, полицейские наказывают за неуплаченный вовремя долг крестьянскую семью.

Полицейский тянет за кольцо, продёрнутое в ноздри, поджарого вола, а за ним, положив руку на его тощий бок, закусив губы, идёт кореянка. Она прощается с молчаливым своим помощником. Маленький мальчик хватается за заднюю ногу вола, пытаясь его удержать.

Девочка надевает на рога венок из полевых цветов и, плача, целует вола в губы.