Твой восемнадцатый век. Твой девятнадцатый век

В то же время из десятков писем Лернера к Бонч-Бруевичу открывались названия не только пушкинских, но и других неопубликованных материалов, а некоторые — серьезно тревожили воображение.

Так, 10 октября 1933 года Лернер сообщает Бонч-Бруевичу, что «главная новость» — это попавшая к нему семейная переписка мрачно знаменитого начальника III отделения Дубельта:

«Это такая жандармско-помещичья хроника, что для беллетриста и историка просто клад».

Открыв полные академические собрания Пушкина, Гоголя, Белинского, а также сборники мемуаров об этих великих людях, мы не раз найдем имя Дубельта, в последнем же тридцатитомнике Герцена этот человек числится шестьдесят пять раз. Ну, разумеется, редко его поминают добром, но все равно: жил он на свете, влиял, не выкинешь, а если выкинуть, то многого не поймем, не узнаем в биографиях самых лучших людей той эпохи, да и саму эпоху вдруг не разглядим…

Из писем Лернера конца 1933-го — начала 1934 года видно, что он собирается «обработать для «Звеньев» этот материал, музей же пока что хочет приобрести саму переписку и соглашается уплатить за нее 1500 рублей». Однако 8 октября 1934 года Н. О. Лернер внезапно умирает в Кисловодске; работа о Дубельте, как и ряд других замыслов, не осуществилась.

Успел или не успел ученый доставить «жандармско-помещичью хронику» в Москву?

Ответ нашелся в старых документах Литмузея, где отмечено поступление «160 писем А. Н. Дубельт к мужу Л. В. Дубельту. 1833–1853 на 286 листах; упоминаются Орловы, Раевские, Пушкины».

Таким образом, музей сохранил эти материалы от многих превратностей судьбы (приближались годы войны, ленинградской блокады).

Но два вопроса возникли тотчас:

Почему письма не напечатаны?

Где они теперь?

На первый вопрос ответить легче: смерть Лернера, работавшего над своею находкой, конечно, затрудняла, отодвигала ее публикацию. Ни в «Звеньях», ни в других научных и литературных изданиях никаких ее следов не обнаруживалось…

Тогда я принялся за поиски самих писем, более четверти века назад пришедших от ленинградского пушкиниста в московский музей. Долго ничего не находилось ни в архивах издательств, ни в фонде Бонч-Бруевича. Большинство громадных коллекций Литературного музея с 1941 года переместилось в Литературный архив (ЦГАЛИ[44]), но и в этом архиве письма не обнаружились. В самом Литературном музее до сего дня сохраняется немалое число рукописей, но и там нет ни одного из ста шестидесяти посланий.

Неужели пропали?

Правда, небольшой фонд Дубельта имелся в архиве Октябрьской революции (ЦГАОР[45]), но туда я не торопился, так как знал — тот фонд довольно старый: он образовался в 1920-х годах, когда в руки собирателей случайно, можно сказать «на улице», попали брошенные кем-то бумаги грозного жандармского генерала. Это было еще до лернеровского открытия и не имело к нему отношения. Лишь через полгода, отчаявшись наити письма там, где они «должны быть», я отправился в ЦГАОР и попросил опись фонда 638 (Леонтия Васильевича Дубельта). Действительно, там значились разные бумаги генерала, поступившие в 1920-х годах, — всего 25 «единиц хранения».

А чуть ниже этого перечня приписка — новые поступления — 1951 год (!).

№ 26. Письма Дубельт Анны Николаевны к мужу Дубельту Леонтию Васильевичу: 60 писем.

28 мая 1833 г. — 13 ноября 1849 г. 135 листов.

№ 27. Письма Дубельт Анны Николаевны к мужу Дубельту Леонтию Васильевичу. 23 июня 1850 г. — 6 февраля 1853 г. 64 письма. 151 лист.

Вот они и лежат. Писем не 160 (как записали некогда в музее), а 124 (видимо, позже сосчитали точнее). Зато общее число листов точно сходится со старой записью: 286.

Все очень просто; можно было раньше догадаться…

I

Анна Николаевна Дубельт — Леонтию Васильевичу Дубельту. 6 июня 1833 г.; из села Рыскина Тверской губернии — в Санкт-Петербург:

«Левочка… досадно мне, что ты не знаешь себе цены, и отталкиваешь от себя случай сделаться известнее государю, когда этот так прямо и лезет тебе в рот… Отчего А. Н. Мордвинов выигрывает? Смелостию… Нынче скромность вышла из моды, и твой таковой поступок не припишут скромности, а боязливости, и скажут: «Видно, у него совесть не чиста, что он не хочет встречаться с государем!» — Послушай меня, Левочка: ведь я не могу дать тебе худого совета; не пяться назад, а иди на встречу таким случаям, не упускай их, а напротив радуйся им».