Твой враг во тьме

Когда выходила из комнаты, вдруг отчего-то холодком пробрало. Подумала: не вернуться ли? Не положить ли сидиром снова в книжку, тем более что стремянка – вот она? Говорят же, меньше знаешь – лучше спишь…

Да ладно! Это же только до завтра! Ну что до завтра может случиться?

Лёля. Июль, 1999

Ночью Лёле не спалось. То есть скорее всего это была ночь, потому что опять кругом царила кромешная тьма. В этой прелестной комнате, на которую ей уже и смотреть было тошно по причине отсутствия нормальных окон, не было ни закатов, ни восходов. Яркий неоновый свет, при котором она проснулась после своих ночных странствий, просто выключился без предупреждения, символизируя наступление ночи, – и все.

Около постели Лёля не обнаружила никакой одежды, даже жалкого больничного халатика. Либо имелось в виду, что она наденет собственные вещички, либо налицо один из классических постулатов киднеппинга: лишение похищенного одежды в целях подавления в нем чувства собственного достоинства. Зато Лёля нашла в комоде свои лифчик и трусики, надела их и мгновенно почувствовала себя лучше. Джинсы, футболку и кроссовки она раскинула на горячей никелированной трубе в ванной (крошечная раковина, унитаз и душ в пластиковой кабинке, которым Лёля тотчас воспользовалась) и, соорудив саронг из простыни, начала нервно ходить по комнате.

К моменту ее пробуждения у кровати уже был сервирован совершенно европейский завтрак: йогурт, творог, два яйца всмятку, поджаренный хлеб, яблоко и чашка чаю. Йогурт и творог свежайшие, яблоки – вроде бы ранний анис – необычайно вкусные.

«Небось у них тут подсобное хозяйство имеется, – угрюмо подумала Лёля. – Или в деревне продукты закупают? Ну, хоть какое-то местным людям подспорье».

На столике больше не было бутылочки с хлористым кальцием. То ли надобность отпала, то ли наблюдатели заметили Лёлины манипуляции с лекарством и решили зря не переводить добро.

Лёля прикрыла остатки завтрака салфеткой и стала смотреть в «окно». Роль его исполнял огромный телевизионный экран, вмонтированный в стену. На экране сменялись пейзажи всех стран мира под тихую, неназойливую музыкальную классику.

Так она и провела «день» до «вечера». Однообразное течение времени было дважды нарушено появлением невысокого, худенького и бледненького парня со скучным лицом, который сменил остатки завтрака на обед, а остатки обеда – на ужин. В первый раз Лёля проигнорировала появление «тюремщика», ибо с минуты на минуту ждала появления какого-нибудь вышестоящего лица, доктора на худой конец, который объяснил бы ей, за каким все-таки чертом ее сюда привезли. Но к «вечеру» одиночество и неизвестность настолько ее доконали, что она встретила тощего «тюремщика» с ужином пулеметной очередью вопросов и требований, выраженных, к сожалению, в истерической форме.

Он, впрочем, ни криков ее, ни всхлипываний, ни настойчивых требований как бы и не слышал: вкатил один столик, выкатил другой – и был таков.

«Ночью» Лёля металась по кровати, то плача, то пытаясь успокоиться, замирая от каждого действительного или мнимого шороха, напряженно ожидая появления Олеси. Но девочка не пришла. Либо что-то ей помешало, либо… Либо общение с узницей показалось странному ребенку скучным. Об этом Лёля старалась не думать: ведь Олеся была ее единственной надеждой. Но, может быть, девочка просто отсыпалась за прошлую ночь?

Лёля решила пока смириться с непреодолимыми обстоятельствами и тоже заснула, хотя и с некоторым трудом.

Следующий день был похож на предыдущий как две капли воды, с той лишь разницей, что в ванной на трубе сохло выстиранное бельишко, а джинсы и футболка вернулись в шкаф. Кроссовки досыхали. Тощий официант-тюремщик Лёлю в упор не видел, картины природы медленно плыли за «окном», и Лёле вдруг показалось, будто ее увозят куда-то далеко-далеко, в неведомые страны, и если она когда-нибудь все-таки выйдет из этого дома, то не найдет за оградой ни пруда, ни деревни, ни изгиба далекой реки: пейзаж волшебным образом изменится, хотя дом, и парк, и ограда останутся на прежнем месте. Но интересно, что в данный момент окажется за оградой парка и куда в таком случае будет бежать речка через ту приснопамятную трубу? Наверное, непосредственно в море-океан, или в озеро какое-нибудь экзотическое, или, может быть, в пески Сахары?

Лёля отвернулась от «окна», где как раз мерцала вышеназванная Сахара. Ее снова пробрала дрожь при одном только воспоминании о речке, о том, как ушло дно из-под ног. Еще слава богу, что успела вцепиться в решетку!

Нет, ну неужели из парка никак нельзя убежать? Если залезть на дерево и раскачаться на ветке, как обезьяна… Но Лёля не обладает нужной прыгучестью и летучестью: деревья не доходят до ограды метров на десять. Очевидно, обитатели замка всерьез опасались проворных приматов.