«Господи… Господи… Нет, он не видел, как я ее брала, он вошел потом! Господи, только бы не упасть!»
Рука у Любочки дрожала, но все-таки она смогла вытащить книгу и протянуть ее вниз, доктору.
– Оп-ля!
Он взял том, открыл. Присвистнул удивленно:
– За-бав-но… Дело в том, Любочка, что это не совсем книга, а как бы тайничок. Но вот чудеса: когда я вчера вечером сюда заглянул, тут было пусто. А сейчас лежит сидиромчик… чик-чик… Интересно, как он сюда попал?
Задумчиво бормоча, доктор сделал было шаг от стремянки, но воскликнул:
– Ах да!
Поглядел на Любочку, которая стояла ни жива ни мертва.
– Слушай, моя прелесть, тебе не надоело там торчать, на верхотуре? Того и гляди головка закружится – упадешь. Давай я тебе помогу спуститься.
И с силой рванул стремянку.
Лёля. Июль, 1999
Мелькнувшая было надежда, что Асан пройдет сначала к кровати, оставив дверь приоткрытой, и Лёля успеет выскользнуть, тут же растаяла, как снег под солнцем.
– Куда собралась? – угрюмо спросил Асан. – На прогулку, что ли?
Он коснулся стены ладонью – вспыхнул свет. Лёля закрыла лицо руками и поглядывала сквозь растопыренные пальцы. Единственное, что сейчас удерживало от дурного, панического вопля, был последний проблеск логики: ну не стал бы Асан тратить силы, время, убивать других людей, чтобы сейчас вдруг прийти – и прикончить ее! А зачем тогда пришел? Может быть, чтобы…
Она выставила вперед руки, изо рта вырвалось сипло, жалко:
– Не подходи! Не трогай меня!
Асан глянул изумленно:
– Ты чего? А, это… Не бойся, не трону. Нужна ты мне!
Никогда Лёля не предполагала, что слова о собственной никчемности так ее порадуют!
– Что тебе нужно? – выдавила более членораздельно.
– Иди на постель, – хмуро приказал Асан. – Да не бойся! – прикрикнул раздраженно. – Сказал же – не трону! Сесть хочу. Иди на кровать, ну?
Лёля кое-как выбралась из кресла и на дрожащих ногах добралась до кровати, изумляясь про себя этой непонятной деликатности бандита. Или это уловка? Чтобы удобнее было наброситься?..
Она забилась в уголок, выставив колени, локти, исподлобья следя, как Асан носком тяжелого ботинка потянул к себе кресло и сел, сняв с плеча небольшую плоскую сумку и поставив ее на пол, между креслом и стеной. Он сидел так, чтобы видеть и Лёлю, и дверь. Сунул руку за пазуху и положил на колени черный, тускло блеснувший пистолет.
У Лёли пересохло в горле.
– У тебя доктор был сегодня? – хмуро спросил Асан.
Слабо качнула головой.
– Языком говори, когда спрашивают, чего башкой трясешь? – внезапно озлился бандит.
– Не был, нет…
– Так одна и сидишь?
– Одна, да, одна…
– И что, тебе еще никто ничего не говорил? – насторожился Асан.
– О чем? – испуганно прошелестела Лёля.
– Зачем ты здесь. И про Олесю.
– Нет, нет… А кто такая Олеся?
Откуда-то взялись силы и соображение задать этот вопрос, ну надо же! Неужели и впрямь можно ко всему привыкнуть – и находиться под дулом пистолета тоже?
– Олеся – дочка Хозяина, – спокойно произнес Асан, и в голосе его Лёле послышалось нечто похожее на теплоту. – Маленькая еще, ей только семь лет. Она больна. Лейкемия у нее.
Лейкемия?!
Лёля отпрянула, вжалась в стенку. Мимолетно вспомнила, сколько перемучилась за те четыре дня, которые прошли между получением повестки из Центра крови и разговором с той докторшей, Смиринской, – эту фамилию Лёля, наверное, никогда не забудет! Все-таки это жестоко – так писать в серенькой, отпечатанной на плохой газетной бумаге повестке:
«Уважаемая Нечаева О. В.! Убедительно просим вас явиться 26 июня сего года в 15 час. в областной Центр крови, кабинет ь 43, по поводу вашего анализа. Врач Смиринская».
Ну у кого не пойдет мороз по коже от такой повесточки? Кто не подумает самого дурного?
Лёля тогда натурально простилась с жизнью. Сразу решила: белокровие. Лейкемия, значит… Вот и все. Отпела, стрекоза. Теперь попляшешь!