Твоя безумная «фанатка»

— О… что ж, Штирлиц никогда ещё не был так близок к провалу, — Матвей, на лице которого расползлась непроизвольная улыбка, отложил ножницы подальше, на всякий случай, и требовательно вытащил из-под неё Каролину. — Эй, было удобно вообще-то. Куда? Эй, ты что… а-а-а… — писк оповестил, что рядом плюхнулось тело, настойчиво привлёкшее её к себе. — Да не хочу я с тобой ложиться, извращенец! Выпусти меня! — сопротивлялась она, но сопротивлялась вяло, пока в какой-то момент не уступила. Слишком завлекающе пахло от него одеколоном, а от мужских запахов Пылаева всегда балдела. Часами могла торчать в парфюмерном возле пробников. Вот и сейчас её практически гипнотизировали пряные нотки, за день почти выветрившегося, но всё ещё яркого аромата. Хотелось нюхать и нюхать… Что она и сделала, уткнувшись носом ему в ключицу.

— Ты такая странная… — покачал головой Бондарев, приобнимая тонкую талию и больше не чувствуя сопротивления. Такая странная… и такая беззащитная. В данный момент так и хотелось спрятать её от всех, укрыть и отгородить от любых вмешательств извне. Наверное, это и привлекло блондина, которому, судя по его обращению с Нелли, просто необходимо по жизни заботиться о ком-то.

И Матвей чувствовал, как тоже начинает этого хотеть. Злость, которую он так старательно накручивал последние несколько суток, чтобы вытряхнуть нравную особу из головы, стремительно улетучивалась. Вот же ж манипуляторша. Лежит, сопит ему в шею, такая кроткая и послушная. Невинный ангел, а на деле чертёнок, который любому даст прикурить. Хитрая лиса, вот кто она. Что этим своим качком, что им вертит, как хочет. Господи, и почему ему хронически не везёт на девушек?

Нелли и правда тихонько лежала, поджав под себя руки, не зная куда те деть. Не ему же на грудь класть. Вроде бы надо уйти, но она не могла. Не хотела. Ей было так приятно: надёжно и спокойно. Поэтому она и не шевелилась даже, чувствуя приятное поглаживание по позвоночнику и вдыхая остатки туалетной воды, перемешанной с естественным мужским запахом, от которого крыша ехала ничуть не меньше.

— Я не сумасшедшая, — в какой-то момент тихо сказала она.

Ого.

— Я знаю.

— Тогда больше не называй меня психопаткой.

Ничего себе. Оказывается, существуют вещи, которые могут её задеть.

— Я понял. Прости.

— Неадекватной или истеричкой на здоровье. Не запрещаю.

— Разберёмся по ходу дела.

— И ещё раз спасибо за гитару.

— Я заметил, что твоя еле дышит.

— Она досталась от папы, когда тот по молодости покорял маму бардовскими песнями у костра.

— Это от него к тебе перешла любовь к музыке?

— Вряд ли. Папа любил петь, но не умел.

— Любил?

— Он умер. Давно.

— Прости.

— Да ну. Никогда не понимала этих извинений. Откуда тебе знать? Так какой смысл извиняться?

— Я о тебе вообще мало что знаю. Ты ведь не любишь делиться.

Где-то с минуту Пелька молчала.

— У моей бабули, по маминой линии, замечательный голос. Она по молодости выступала с ансамблем. Постоянно таскала маму с этим своим кочующим балаганом. Только из-за этого мама не стала связывать жизнь с музыкой. Устала и хотела осесть на одном месте. Просто иметь дом.

— А чего хочешь ты?

— Не знаю. Я давно уже ничего не хочу.

— А раньше?

— А раньше мы с Никой планировали создать дуэт. Ну типа «Тату», которые были модные в своё время, но только без лесбийских намёков.

— Вы были так близки?

— Очень. Всегда вместе. Одинаковые интересы, общая компания…

— Один вкус на парней.

— И это тоже… — невесело согласились. — Ей жаль, я знаю, но… Предательство не прощают.

— Она пыталась объясниться?

— Конечно. Десятки раз. На днях передала с Диной фотоальбом с нашими старыми снимками. Знала, что если вручит лично, я его не приму.

Матвей молчал. Да и что мог ответить? Его кисть то ли случайно, то ли обдуманно скользнула вниз, касаясь её бедра, от чего Пылаева вздрогнула, требовательно возвращая его конечность выше, на талию. Ясно.

— Ты меня сегодня опять обломала, так что чисто технически получается, что ты мне должна уже два раза, — не мог не заметить он.

Под боком недовольно заёрзали.

— Что я тебе там должна?

— То самое, что проспорила, — Бондарев со смехом полетел на пол, атакованный сразу с четырёх точек — лягается не хуже лошадки. Он проворно забрался обратно, на этот раз нависнув над Нелли. Так близко, что их тела практически вжимались друг в друга. — Может тебя того, тихонько? Пока никто не слышит?

— Что ты там собрался тихонько? — нервно сглотнула Пылаева, не отрывая взгляда от его губ. — Озабоченный маньяк. Ты представляешь, как я орать буду?

— Да я имел в виду придушить, маленькая извращенка. Но твой вариант мне тоже нравится.

Вот сволочь.

— Мозгов у тебя. Как у носочка.

— Носочка? — несерьёзно хихикнул Бондарев. А затем хихикнул снова, попробовав обзывательство на вкус. — Реально сказала — носочка? Молодец. Скреативила.

— Ой, да иди ты, — из-под него, извернувшись, выскользнули, вскакивая на ноги и нашаривая в потёмках слабой подсветки слетевшие во время борьбы тапочки.

— Ты куда? — грустно развалился на подушке Матвей. — Останься.