Твоя чужая

Игоря перекосило от моих слов, он дернул щекой и ослабил хватку. Его брови сдвинулись к переносице, придав лицу хмурый вид, практически дикий. Быков не любил, когда я упоминала его семью, будто ступала на запретную территорию, ведь его благоверная по сравнению со мной была ангелом, кристальной росой, и на контрасте с грешницей представлялась неземным созданием.

– Может, впустишь?! – хмыкнул недовольно он.

– Не могу, – развела я руками, демонстрируя равнодушие, – у меня сегодня опасные дни.

Быков бросил на меня злой взгляд, но настаивать не стал, то ли желания особого у него не было, то ли решил попросту не связываться, чем признаться меня удивил, раннее в подобных ситуациях он придумывал иные способы.

– Насчет Сергеева подумала?

– Подумала…

– И? Ксения, что с тобой твою мать, ты словно в коконе, под кайфом что ли?!

Я молча качнула головой, предоставляя Игорю возможность самому придумать ответ на свой вопрос, мне искренне было все равно что он там, в итоге решит. Надоело объясняться, играть, претворяться, сейчас задача номер одни – лечь спать. А завтра… завтра я выполню просьбу Сергеева, забыв на мгновение о произошедшем, претворюсь слепой, глухой и бессердечной, а потом с высокоподнятой головой уйду… Во имя памяти о своей семье, о своей жизни, уйду, чтобы попытаться собрать себя по частицам, научиться жить и постараться отмыться от грязи, в которую так упорно втаптывает меня Игорь.

Дождь неистово барабанил по грязным стеклам, каждый удар капель отдавался болью в висках и даже нахлобучивание подушки на голову ни чуточку не помогло. Комната тонула в полумраке ноябрьского утра – холодного, серого и одинокого. Все, как всегда, никаких перемен в этом маленьком пространстве похожем на мышеловку. Может Алексей и прав был, когда советовал продать квартиру, выбросить мусор из жизни и из головы, попытаться начать все с чистого листа. Да вот только сказать куда проще, чем претворить в жизнь, слова – ветер, зачастую они не стоят и ломаного гроша.

Я глубокого вздохнула, прислушиваясь к тишине, что давила свинцом на грудь, она отдавалась в ушах колокольным звоном, наверное, несмотря ни на что у меня сильна психоэмоциональная составляющая, иначе не трудно и свихнуться после всего, что довелось пережить. Ведь не было никого рядом, не с кем было поговорить, не было жилетки или надежного плеча, одна, как перекати-поле, ничья, чужая для себя и для окружающих. Сердце, казалось, остановилось, замерев на очередном ударе, и только с появлением Сергеева, что-то там, в глубине ёкнуло, но, к сожалению, это игра в одни ворота.

Кто-то умный сказал, что нет ничего тяжелее, чем смотреть на человека и понимать, что он никогда не будет твоим. Возможно, этот кто-то оказался прав на все сто процентов, но по сравнению с потерями, хм, пожалуй, я могла бы поспорить. Боль утраты до сих пор саднила душу, она кислотой выедала внутренности, превращая их в бесформенную массу ткани. Кровь застыла в жилах, а время замерло в тот момент, когда раздался телефонный звонок и мужской голос буднично произнес: «Крепитесь».

Всего одно слово и мир рухнул, понесся с космической скоростью под откос, и так сложно было найти тормоза, чтобы хотя б чуть приостановить этот бег в никуда. Моя семья – моя ахиллесова пята, и память о них перманентна, ее не сотрут ни злые ветра, ни одиночество дней, ни косые дожди. Даже Быков, который так старался выбить из меня все чувства, потерпел крах, наверное, его авторские методы в моем случае были бессильны, и все то, что он считал за благо я воспринимала, как комедию положений.

Прикрыв веки, стараясь сосредоточиться на пульсации в висках, я вновь и вновь вспоминала вчерашний день, когда каким-то образом смогла на час воскреснуть, чтобы потом снова провалиться в пучину забвения. Боль обжигала, полосовала, царапала и пришлось прикусить губу, чтоб не разреветься. Сложно признаваться себе в собственной слабости, но Даниил смог нарушить границу, своим острым языком, своим панибратским отношением, он заставил меня, если и не жить, то, по крайней мере, мечтать.

Перед глазами то и дело возникал его мужественный профиль, ямочки на щеках, когда он хитро ухмылялся и чувственные губы. Кожа тут же покрылась мурашками, стоило только вспомнить о нем. Я со всей злостью отбросила одеяло, и резко поднялась с кровати, опустив ноги на холодный пол. Впереди день, да, он будет непростым, но не катастрофически сложным, он будет одним из тех, что так похож на предыдущий.

Послонявшись по пустой квартире, где каждый редкий предмет был похож на тень, в конечном итоге я вышла под проливной дождь. Он хлестал по лицу, скатываясь росой по телу и превращая асфальт в пятый океан.

Редкие прохожие начинали суетиться, выгоняя свои автомобили с придворовых территорий, школьники семенили на учебу, а толстощекие карапузы в детские сады. Втянув голову в плечи, я перепрыгивала через лужи и просто шла вперед, стараясь впитать в себя прохладу ноября, как анестезию против сердечной боли.