Твоя маленькая ложь (СИ)

— Как же я ненавижу тебя, — горько усмехается он, продолжая морщиться от боли. — Как я ненавижу всех вас, таких идеальных, одетых с иголочки, которые даже не видели настоящей жизни!.. Почему такие как я должны грызть землю, зарабатывать все кровью и потом, а вам достаточно всего лишь родиться с золотой ложкой в заднице и ничего не делать?! Что в тебе такого, чего нет во мне?! — его голос срывается на нервный крик. — Я всю свою чертову жизнь обучался, заваливал экзамены по юриспруденции, строчил диссертации день и ночь, чтобы потом получить чертову бумажку и работать с такими, как ты… Чтобы хоть на мгновение приблизиться к той роскоши и понять, что в вас есть такого, чего нет во мне или моих друзьях… — он отводит взгляд, коротко смеется и вновь устремляет его в мою сторону. — Мне так осточертело каждый чертов день пять лет подряд подписывать бумажки о неразглашении, покидая дворец. Каждый. Чертов. День. Они так боялись, что кто-то из прислуги выдаст о тебе какую-нибудь информацию, или, о, Боже, сфотографирует тебя исподтишка…

Я наблюдаю за его мимикой и не верю своим ушам.

— Что ты несешь? — мои брови угрюмо сходятся на переносице, пока я пытаюсь понять, в чем подвох, а рука продолжает удерживать оружие в направлении к его голове.

— И знаешь, что я понял? — усмехается мужчина. — Что существование вашей семьи спустя несколько веков — чертовки огромная ошибка. Что существование всех принцев, герцогов и графов – граничит с несправедливостью. Любое общество должно существовать на равных правах, понимаешь? Все должны начинать свою жизнь с чистого листа самостоятельно, а у новорожденного младенца не может быть три титула! Это просто ребенок, черт возьми!

Я молча продолжаю выслушивать его монолог, гадая, что же я мог упустить.

— Я столько лет учился и работал, прежде чем попал в этот дворец к такому загадочному и скрытному принцу! — он смеется мне в лицо, вызывая во мне непреодолимое желание выстрелить ему в лоб. — Я все не мог понять, какого черта наследников скрывают на протяжении долгих лет…

— Наверное, от таких больных ублюдков, как ты, — бесцветным голосом произношу я.

— И ты чертовски прав! — он вновь разрождается диким гоготом, и я крепче сжимаю оружие. — Но твой отец еще больший ублюдок, чем все повстанцы вместе взятые. И знаешь, что? Он заслужил все, что с ним сейчас происходит…

Я крепко сжимаю челюсть и до меня доходит все, о чем он говорит. Он продолжает нагло смеяться мне в лицо, надеясь, что я не причиню ему вреда, что я не выстрелю в него и не лишу его жизни.

А зря.

Мой палец без раздумий жмет на курок. Раздается громкий выстрел, и пуля приземляется ему в бедро, ведь я не собираюсь его убивать, а всего лишь на время устранить из игры. Он резко вскрикивает какие-то ругательства, судорожно хватаясь за ногу, а я наблюдаю, как на его коричневых брюках плавно разливается бордовое пятно.

— Ты опоздал, Кристиан! — с рыком злости кричит Карл мне в лицо, продолжая удерживать место ранения. — Тебя так легко отвлечь! — несмотря на боль, разъедающую его ногу, он продолжает смеяться мне в лицо. — Но как бы ты не хотел — его уже не спасти! Он труп!

Но я уже не слышу его крики безысходности. Быстрым шагом выхожу из спальни, без зазрения совести оставляя его истекать кровью на дорогом старинном паркете, и направляюсь в кабинет отца, крепче сжимая оружие. Уверен, оно мне еще не раз пригодится.

Не зря отец пару дней назад пригласил герцогов Виборгов поселиться в Амалиенборге на несколько дней, впрочем, как и Изабель. Он явно что-то предчувствовал, и я никогда не сомневался в его интуиции.

Надеюсь, Тео позаботится об остальных девушках с отбора. Они остаются такими же заложниками ситуации, и я уже начинаю жалеть о том, что перевез их ближе к себе, подвергая опасности. Хотя, если так посудить, вся моя жизнь — одна сплошная опасность.

Во дворце господствует необычайно мертвая тишина.

Каждый мой медленный шаг отзывается эхом в пустых стенах коридора. Я не перестаю прислушиваться к посторонним звукам и где-то издалека улавливаю знакомые голоса. Нервно сглатываю, крепче сжимая оружие перед собой, и прохожу в кабинет отца, стискивая зубы.

Позолоченная ручка поддается мне лишь с третьего раза, и я врываюсь в кабинет, своим появлением обескураживая присутствующих. Признаться честно, я был готов ко всему: застать отца связанным, избитым до полусмерти или того хуже — мертвым. Но мои брови недоуменно сходятся на переносице, когда я вижу его, восседающим в своем излюбленном глубоком кресле. Его лицо непроницаемо, руки опираются об стол, ладони крепко скрещены в замок.

— Кристиан! — раздается хрупкий голос Шарлотты откуда-то из стороны.

Второе, что я вижу – родные зеленые глаза.