– Попросите его величество проявить осторожность. Я слышала, камрийцы намерены вернуться домой со дня на день – в Камрии отец уже не сможет навредить королю.
Я не была уверена, что даже там он будет в безопасности, но думать об этом сейчас не было никакого смысла. Я велела закладывать карету.
– Прошу вас, ваша светлость, не выдавайте меня! Если отец узнает о моем участии, он страшно разгневается. И, может быть, вам удастся уговорить его величество вовсе не предавать это дело огласке? Каким бы чудовищем он ни был, он всё-таки мой отец.
Когда я приехала во дворец, время уже близилось к полудню. Я прошла в то крыло, которое занимали камрийцы, и попросила доложить о себе его величеству.
– Боюсь, ваша светлость, что это невозможно, – ответил мне слуга в ливрее камрийских цветов. – Его величество сегодня никого не принимает.
Слуга был сильно бледен и заметно нервничал.
– Что-то случилось? – испугалась я.
Неужели я опоздала? Но когда герцог Лурье мог реализовать свой план? Или человек, которого слышала Эдит, рассказывал о том, что уже было сделано, а она от волнения этого просто не поняла?
– Не могу знать, ваша светлость! – ответил слуга. Во взгляде его был страх.
– А ее величество? Может быть, меня примет она?
Но он снова покачал головой:
– Простите, ваша светлость, быть может, вы приедете в другой день?
Но я не могла уехать, не узнав, в чём было дело, и я воспользовалась приемом, который редко меня подводил. Золотая монета – испытанное средство для развязывания языков. Не удивлюсь, если это – его годовое жалование.
Он покраснел, но опустил монету в карман и перешел на шепот:
– Его величеству сегодня утром внезапно стало плохо. Он не поднимается с постели, в его покои приглашены лучшие маги и доктора. Говорят, речь идет об отравлении.
О том, чтобы поговорить хотя бы с королевой, не могло быть и речи – она сидела у постели супруга, и я собиралась попробовать добиться аудиенции у нее ближе к вечеру. И раз предупредить Алана я не успела, я решила отправиться к тому, кто тоже мог пострадать от замысла герцога Лурье. Я поехала к генералу Дюплесси.
Я понимала, что если против него будут выдвинуты обвинения, то этот визит может дорого мне обойтись, хотя у меня и были для него формальные причины – в конце концов именно в том доме находился родственник моего мужа.
Меня сразу провели в гостиную, где на этот раз герцог был один.
– Счастлив видеть вас, ваша светлость! Вы приехали ко мне или в месье Бонье? Буду рад предложить вам отобедать с нами.
Но я отрицательно покачала головой:
– Боюсь, ваша светлость, что у вас пропадет аппетит, когда вы узнаете, с каким известием я к вам приехала.
Я боялась, что наш разговор может быть прерван – если всё пойдет по плану Лурье, арест Дюплесси будет неминуем, – и потому без предисловий рассказала ему почти всё, что знала сама – и об интригах герцога, и о тяжелом состоянии Алана. Не назвала только имя своего информатора, не желая выдавать Эдит.
Генерал слушал меня молча, только с каждой минутой бледнел всё больше и больше.
– Вы действительно отправили его величеству серебряный кубок?
Я замерла, ожидая ответа.
– Да, ваша светлость, я отправил его сегодня утром. Этот кубок принадлежал нашей семье несколько столетий, и я посчитал, что он может стать достойным подарком его величеству за ту доброту, что он проявил к моим солдатам.
Значит, Эдит не ошиблась и не обманула меня.
– Кто знал о том, что вы собирались сделать такой подарок? Вы же понимаете, ваша светлость, что герцог Лурье слишком хорошо осведомлен о ваших делах, чтобы это можно было списать на случайность.
Он ответил не сразу, но я не торопила его.
– В моем доме осталось не так много слуг. Я давно подозревал, что кто-то из них передает сведения обо мне во дворец, но не считал это важным. Никаких противозаконных намерений я не имел, а значит, всё, что они могли сообщить, касалось лишь частных вопросов, в которых его величество не смог бы найти ничего предосудительного. Да, серебряный кубок я велел начистить и упаковать еще вчера – но как быстро мои враги узнали об этом.
– Быть может, вам стоит покинуть столицу? – предложила я. – Или даже страну? Вину герцога Лурье ни вы, ни я доказать не сможем. Он очень осторожен в подобных делах, и если мы попытаемся его обвинить, нам никто не поверит.
– Я понимаю, сударыня, – со всей серьезностью кивнул он, – но у меня и нет намерений голословно обвинять герцога. А уж впутывать в эту историю вас я и вовсе не собираюсь. Нет-нет, не возражайте. И дайте мне слово, что не станете выступать против Лурье – это может быть слишком опасно. Тем более, что в этом деле замешаны интересы не только герцога, но и самого короля. Искренне благодарю вас за то, что предупредили меня, но сбегать и прятаться я не намерен. Я никогда не был трусом и не хотел бы им становиться сейчас. Мое бегство лишь сыграет им на руку.
Я вернулась во дворец, лелея надежду, что Алану стало лучше. Но всё тот же слуга сообщил, что улучшений пока нет.
– Но ее величество спрашивала о вас, ваша светлость. Она велела проводить вас к ней, если вы приедете снова.