– Конечно, не сделаю. Мертвый Хаген никому не нужен. Я продам его живым – либо вам, либо вашим конкурентам. Думаем еще три минуты и решаем вопрос окончательно.
Альберт без предупреждения выключил терминал и бросил его обратно на подоконник.
– Уфф… Если завтра меня не казнят… – он улыбнулся капитану и положил в рот новую подушечку, – попрошусь у Хрыча в отставку.
Минус 2 минуты
Вопли запрыгали по залу теннисными мячиками, но после второго выстрела разом смолкли.
– Врачи прописали мне полный покой, – объявил блондин. – За нарушение режима – расстрел. Договорились?
Кий, глухо прокатившись, ударился о стену, – это был единственный звук в бильярдной. Игроки, человек тридцать – среди них и пара женщин – замерли, глядя на «ангус». Вряд ли им приходилось видеть пистолет так близко. Здесь был средний класс, а вернее, люди, подтянувшиеся к «серединке» недавно: уже начавшие прилично зарабатывать, но еще не научившиеся достойно тратить. Они видели оружие каждый день, но от смерти их всегда отделяла поверхность монитора. Сейчас ее вдруг не оказалось, и в мозгах со скрежетом проворачивалась одна и та же мысль: «почему – Я?..»
На первом этаже кто-то выл и звал полицию. Здесь же, наверху, никто не решался и вздохнуть.
– Вы меня вполне поняли, – констатировал блондин и, помахивая стволом, пересчитал всех по головам. – Тридцать три, нормально… По-моему, нормально. – Ты! – Он показал пистолетом на седого мужчину в клетчатой жилетке. – Ко мне.
Мужчина сделал пару нетвердых шагов. Ноги его не слушались, похоже, он и сам ждал, когда упадет, – ждал с надеждой.
– Уже тридцать два, – произнес блондин и поднял оба «ангуса». – Левый или правый? А, все равно…
Клетчатая ткань взорвалась двумя темными фонтанами, и седого швырнуло о бильярдный стол.
– Кто из вас ходит быстрее? Наверно, ты, – блондин, также стволом, выбрал из толпы парня лет восемнадцати. – Будешь у меня курьером.
Он сунул один пистолет за пояс и вложил парню в ладонь черный цилиндр. Потом быстро сжал ему руку и, выдернув из гранаты предохранитель, вставил стержень с другой стороны, уже в качестве ключа-активатора. Под стиснутыми пальцами засветилось контактное табло.
– Постарайся не уронить, хорошо? Спускайся вниз. У выхода найдешь полицейских, они с гранатой сами разберутся… Если донесешь. Но я тебя не для этого посылаю. Передашь им… – Блондин привлек к себе парня и что-то ему сказал. – Ну, чего заснул?!
Элен смотрела, как молодой человек плетется к лестнице, и силилась побороть в себе странное чувство: все, что здесь творилось, смахивало на интерактивное шоу. В реальности этого быть
Ситцева он мог бы убить сразу. Когда он появился в баре, близилось назначенное время, и ему ничто не мешало. Так же легко он мог застрелить и Элен. Если он взялся истреблять форвардов, то чем она отличается?.. Блондин мог выпустить из «ангуса» всю обойму, и вряд ли посетители успели бы что-то понять. А теперь… он устроил столько шума, что скоро к спецназу подтянется и вся городская полиция. Бросил гранату в бар со случайными людьми… Необъяснимый для здорового человека поступок. Он сам загнал себя в угол и при этом как будто верил… нет, он как будто
В кармане пискнул терминал, и Элен, получив разрешение блондина, ответила.
Звонил опять Альберт.
– Живая пока?.. Рад за тебя. Хагена позови-ка, – сказал он буднично.
Элен передала трубку и отошла назад, к тому месту, где стоял Ситцев, но… Михаэля там уже не было. Она оглядела игроков: бледные, до смерти напуганные люди. Обыкновенные. Форвард пропал.
Закончив разговор, блондин кинул трубку, и раньше, чем Элен ее поймала, снова вытащил из-за пояса второй «ангус». Толкнув неприметную стенную панель, он встал рядом с узким проемом.
– По одному. Быстро!
Люди обреченно двинулись к выходу.
– Да не тряситесь вы! – прикрикнул блондин. – Это лестница на крышу. Там я вас и покину.
– Эй, сестренка! Что ты мнешься?! Давай со всеми!
– Ты что, не слышишь, сестренка?
Форвертс вернулся к ней неожиданно, так, что она не сразу почувствовала свое естественное состояние. Просто Элен вдруг поняла, что снова
Элен не представляла, где сейчас Михаэль – все еще в здании, или уже на улице, – но она чувствовала, что он жив. Отпущенный ему срок давно прошел, а Ситцев не умер, и значит…