Твоя случайная измена (СИ)

И я вспоминаю… Как там Олег говорил? Обыкновенная! Она. Эта его… Белоснежка. Порываюсь спросить, но молчу. Не хочу называть её имя.

— Я никогда не жалел, что женился, — продолжает Илья.

Он закрывает глаза, губы беззвучно шевелятся. Вот сейчас он мне скажет то самое, чего я так жду… Но взамен произносит:

— Ты разве не выпьешь?

— Нет, — отвечаю, качнув головой.

Он приземляет коньяк на столешницу. Пальцы сжимает в кулак и подносит к лицу.

— Насть, это бред, понимаешь? — цедит сквозь зубы.

— Понимаю! Вдвоём не так интересно играть, — отвечаю, прикончив оливку.

— Я не об этом, — раздражённо бросает Самойлов.

— А о чём?

Он ладонью «сгребает» гримасу с лица:

— О разводе!

— А что? — удивляюсь ему, — Всё по-честному. Я разве тебя обделила? Ежемесячный вычет… А как ты хотел? Удовольствия дорого стоят!

— Насть, прекрати! — распаляется он, — Для тебя только деньги имеют значение?

— А для тебя только секс? — бросаю в ответ.

Мы замолкаем, как два побеждённых противника. Смотрим каждый в себя и молчим. Я допиваю вино. Хотя чувствую, норма превышена! Он тоже пьёт. Наливает ещё…

— Он тебе нравится? — слышу задиристый тон.

— Кто? — отвечаю вопросом. Неужели, опять об Олеге?

— Твой этой…, - он хмурится, — Фандорин! Эраст.

Кусаю губу:

— Он Эльдар.

— Что за имя? Дурацкое! — цедит Самойлов.

— Снежана не лучше, — отвечаю ему.

И вот. Нас за столом уже четверо. Он, я, Эльдар и Снежана. Кого бы ещё позвать?

— Сколько ему? Полтинник? — произносит с брезгливостью.

Я оскорбляюсь:

— И что? Женщины любят постарше. Тебе ли не знать?

Самойлов смеётся. Взгляд, захмелевший, скользит по лицу.

— У него нет серьёзных намерений, — произносит с издёвкой, — Знаешь, что он сказал мне, этот твой друг? Что не претендует.

— И за это ты врезал ему по лицу? — я взрываюсь, встаю. Не могу больше слышать его издевательства.

— За другое, — сквозь зубы бросает Илья. И по тону я слышу, что лучше не знать.

— Зачем ты вообще с ним встречался? — говорю не ему, а себе.

Этот вопрос риторический. Но Самойлов решает ответить:

— Хотел убедиться, что отдаю тебя в добрые руки.

Я изумлённо смотрю на него. И от злости хочу чем-то кинуть в его опьяневшую рожу!

— Я не собачка, чтобы меня отдавать! — голос дрожит.

Хотела как лучше! Хотела пойти на уступки ему, имениннику. Дался мне этот ужин? Зачем согласилась? Зачем…

— Ужин окончен, — бросаю сквозь слёзы.

Порываюсь пройти, но Самойлов встаёт в полный рост. Стул падает с грохотом. Он преграждает дорогу.

— Пусти! — я кричу, ощущая тепло мужских рук.

— Насть, подожди, — произносит вполголоса.

Я упираюсь, пытаюсь его оттолкнуть. Сминаю рубашку холодными пальцами. В нос ударяет знакомый до боли, его аромат. Он не похож на другие. Совсем не похож!

Он обнимает. Так яростно, жёстко. Совсем без любви! Будто хочет меня раздавить. Никому не оставить ни капли. Голос его утопает в моих волосах. Он шепчет:

— Прости меня, мышка.

И от этого прозвища, которым он сам наградил меня очень давно, что-то рушится, бьётся о кухонный пол. Это, может, одна из тарелок? Которые он одним махом убрал со стола. Или сердце… Моё! От которого в этот самый момент откололась одна половина.

— Нет, — я ломаю напор, отвергаю попытку избавить меня от одежды. Не так! Не сейчас. Никогда…

Илья замирает. Но руки его продолжают лежать на спине. Из груди рвётся всхлип. И мне так отчаянно хочется дать себе волю. Вот только… зачем? На прощание? Чтобы потом вспоминать?

— Мириться по пьяной лавочке — это не наш вариант, — говорю я сквозь слёзы, сквозь смех. И ощущаю, как он размыкает объятия…

Наверху, в своей спальне, оставшись одна, я избавляюсь от платья. Надеваю халат, открываю окно. «Вот и всё! С днём рождения, любимый». И вдыхаю прохладный ночной ветерок.

Он поднимается где-то спустя полчаса. Скрипнув, дверь в гостевой отворяется. Подоконник широкий. Я сижу, прислонившись спиной. Когда вижу, как вверх из проёма окна в его спальне, струится дымок. Хочу попросить сигарету! Но, не желая себя обнаружить, молчу.

Самойлов вдруг первым бросает, словно поняв, что я здесь:

— Захочешь, уйду! А попросишь, останусь.

Не выдержав, я удивляюсь:

— Попросишь?

Он молчит. Видно, ждёт, когда я… попрошу. Алкоголь размывает границы! И безмолвная горечь стремится наружу. Я уже не пытаюсь её удержать.

— Ну, чего тебе не хватало, Самойлов? — говорю, даже с лёгкой иронией в голосе.

Он бросает:

— Тебя.

— Что? — неужели ослышалась.

Из окна вырывается облачко дыма. И летний сквозняк его тянет ко мне. Я вдыхаю поглубже густой горький запах его табака.

— Тебя той, которую я полюбил, — добавляет Илья.

— Что ты имеешь ввиду? — уточняю я, глядя на жёлтый кусочек луны меж деревьев.

— Ты нуждалась во мне, а сейчас…, - он усмехается грустно, — Ты стала такой независимой. Я больше не нужен тебе.

«Это неправда! Неправда!», — хочу прокричать. Но взамен отвечаю:

— А она? Думаешь, ты ей нужен?

Самойлов молчит. А потом отвечает короткое:

— Думаю, да.

Я закрываю глаза. А когда открываю, луны уже нет. И Самойлова тоже. Мне кажется, что он ушёл. Уехал. Он бросил меня! И только возня в гостевой убеждает в обратном.

Глава 29