Твоя случайная жертва и бонус (СИ)

Заславский подошел к стене и посветил на нее фонарем. Потом на бетонный пол и снова на потолок. Прищурился, ощупал стену и выступы на ней, опустил фонарь и посмотрел на Эштона:

– Он к этому готовился. Там наверху балка. Он мог поднять жертву с помощью веревки до нужной высоты. Потом залез по выступам на стене и сам по этой балке подобрался к ней. Насадил на крюки, отвязал веревку и тем же способом спустился.

– Долбанный альпинист.

– Возможно, как раз имел специальное оснащение и физическую подготовку. В любом случае, он силен.

К ним подбежал молодой офицер:

– Проверили по докам – они принадлежат некой Анне Лизе Грассо.

Алекс резко повернулся к копу:

– Кому?

– Анне Лизе Грассо.

Заславский закрыл глаза и медленно выдохнул. Ему показалось, что стены вокруг слегка завращались, и он сам реально ощутил приступ тошноты.

– А вот и эксы приехали. Освободите местность. Давайте, расчистите территорию, будем снимать это произведение искусства.

Ему срочно нужно было выйти на воздух. В горле застрял ком, и сердце колотилось о ребра, а по спине потекли ручьи ледяного пота.

– Ты ее знал, Ал? Что с тобой? Мать твою!

Заславский вышел на улицу и дрожащими пальцами достал сигарету из пачки, сел на бетонный блок и, щурясь, посмотрел на прожекторы, направленные к входу в здание.

– Это Ли. Подруга Кэт.

– Пиарщица?

– Она самая….

Алекс перевел взгляд на Фэрни и судорожно сглотнул.

– Я спал с ней. Последние несколько недель. Недавно она позвонила мне. Сказала, что приедет и не приехала, а я даже не перезвонил.

– Кэт знала?

– Нет.

Алекс шумно втянул воздух и сплюнул на землю.

– Но я хотел, чтоб узнала. Это Ли не хотела. Шифровалась.

– Теперь точно узнает, Ал…И не только она, мать твою.

Но Алекс сейчас думал не об этом, а том, как он скажет об этом Кэт.

***

Он смотрел издалека на суетящуюся толпу и пил минералку из зеленой прозрачной пластиковой бутылки. В наушниках играла классика. Шопен. Мама всегда говорила, что умные люди слушают только классику, а не позорное завывание бездарей. А еще мама учила его не сорить и не следить. Убирать за собой. Сейчас она была бы им очень недовольна. Старая сука орала бы на него и говорила, что он тупое дерьмо, которое только и умеет разводить вокруг себя грязь. Это подарок, мама. На твой день рождения. Нет. Он не тупое дерьмо, он то как раз все хорошо придумал. Итальянская сучка слишком много видела и за это лишилась глаз. Она была порочной дрянью, которая никогда бы не очистилась. Грязной–грязной порочной дрянью, которая спала с кем попало. Писала ему, а сама трахалась с копом. Шлюшкой. Вот кем она была. Больше она не будет ни с кем трахаться, ни видеть, ни слышать, ни разговаривать. Он отрезал ей уши, язык и выколол глаза.

Когда привез ее к себе, связанную, с заклеенным скотчем ртом, она что–то мычала, отвратительно ныла и скулила. Он не любил, когда они шумят, вколол ей лекарство и ждал, что она замолчит. Замолчала. Они все замолкают. Он любит эти моменты, когда они все видят, слышат, понимают и ничего не могут сделать. Смотрят на него, как на Бога, с ужасом и пониманием своей ничтожности. Жалкие, как насекомые под ногами. Им страшно. Они не знают, что он с ними сделает, а он знает. Он это знает еще до того, как они попались.

Он не хотел ее убивать. Она ему не нравилась. У него на нее не стоял. Не в его вкусе. Но она сама виновата. Совала свой нос, куда не надо, и лгала. Он ненавидит ложь. Он пытался отыметь эту тварь, и не смог. Зато он кончил, когда она подыхала, подвешенная к потолку, и дергалась, как мерзкий червяк. Он спустил прямо в штаны. Только проклятый бомж все испортил, заорал как резаный. Откуда он только взялся? Еще одно грязное отродье испортило развлечение. Если бы у него было время, он бы уничтожил всех этих недолюдей, всю грязь. Чтоб было чисто везде.