Твоя случайная жертва

Я хлопнула дверью кабинета, в котором он меня допрашивал, и закрыла лицо руками, меня трясло и подкидывало от понимания, что ничего и никому я не докажу. Я не знаю ни как зовут моего палача, не знаю сколько ему лет. Ничего о нем не знаю. Даже лицо его размазано возникает перед глазами.

Помню только, что я это лицо сильно расцарапала, до мяса, тогда он и ударил меня, а потом выкрутил мне руку…Одного только не знаю зачем и за что? Я бы ему и так. Может не сразу, не в этот день. Но ему не надо было…он совсем иного хотел. Моей боли, крови, страданий и смерти.

Вспомнилось, как медсестра Света ко мне пришла в палату, позвала с ней на лестнице покурить.

— Я мазки взяла и на всякий случай проверила тебя…на беременность. Чисто все. Ни болезней, ни беременности.

Я ничего ей не сказала тогда. К окну отошла.

— На УЗИ тебя отведу, чтоб посмотрели нет ли каких повреждений внутри.

— А если есть, что напишите в заключении?

— Ничего не напишем. Так просто, чтоб ты знала и помочь если что…

Я к ней обернулась и зло спросила:

— Совесть мучит, да? Стыдно? Не надо мне ваших УЗИ, помощи, бесед этих. Идите купите себе шмотки или губы силиконом накачайте. Вам же заплатили чтоб вы молчали!

* * *

Иду совершенно без денег по тротуару, дождь моросит, а я полусогнутая, потому что шов еще не дает разогнуться. И внутри совершенно ничего нет. Пусто там. Как будто все удалили на операционном столе.

— Ксень…

Навстречу из ниоткуда Милка появилась. Вид как у побитой собаки, глаза припухшие, бледная.

— Ксень. Я поговорить пришла.

— Иди к черту. Ты уже поговорила.

— Я сегодня заграницу уезжаю.

— Скатертью дорога.

— Родители тоже скоро уедут.

— И им того же.

— Ксень. Просто забудь и живи дальше. Не ищи его…он страшный человек. Он монстр, он чудовище. Он на все способен. Ты ничего не докажешь. Просто смирись и забудь если сможешь. И меня прости…не могла я сказать. Никто не мог. Прости, Ксень…прости меня.

Я ее не простила. Никого из них. И отца не простила. Я в тот день стала другим человеком. Когда дверь ключом своим открыла крикнула

:

— Па… ты дома?

Прошла на кухню и застыла на пороге, холодея от ужаса и невыносимой боли во всем теле особенно там, где ребра. Я так и не смогла поднять голову… я только смотрела на его ноги. Как они раскачиваются то ли от сквозняка то ли…не знаю почему.

На столе записка.

«Прости, это я во всем виноват».

* * *

И снова проснулась от собственного крика.

На стене тикают Женькины часы, в комнате мягко разливается свет от ночника. Я протянула руку и посмотрела время на своем сотовом. Как всегда, ровно три часа ночи. Легла обратно на подушку и закрыла глаза. А потом так же резко открыла. Я вдруг поняла на кого был похож тот мужчина в белом офисе…

Меня впустили к Варе, как и обещали, уже на следующий день. И я поняла, что никогда в своей жизни не испытывала большей боли, чем в ту секунду, когда увидела ее всю в трубках, бинтах, повязках. Такую маленькую, хрупкую под голубой больничной простыней.

Я бросилась к ней, наклоняясь и целуя тонкие пальчики, выглядывающие из-под бинтов, посмотрела на белое личико, чувствуя, как сжимается все внутри. Врач шел следом за мной, вместе с двумя медсестрами.

— Больше всего пострадала нижняя часть тела. Правая рука и плечо. Как только будет возможно будет проведена еще одна операция. Мама уже в ближайшее время внесет первую оплату по медикаментам. Верно, Ксения?

Он протянул мне бумагу.

— А эти деньги вы должны найти в ближайшую неделю.

Ор боже! Триста тысяч рублей. Где я возьму их за неделю?

— Да-да, конечно. В самое ближайшее время. — ответила я, едва слышно.

— Что слышно с вашим донором? Есть продвижения?

— Пока нет.

— Очень плохо! Надо делать переливание уже сегодня. Ее состояние может ухудшиться. Поторопитесь либо с деньгами, либо с донором.

Надо было утром зайти в ломбард и продать серьги с кольцом. А я вскочила и понеслась в больницу. Совсем забыла.

— Пока все без изменений. И пусть вас это радует. Ее состояние стабильно тяжелое. Кровь возьмите и мочу на анализ, Ирина. Показатели мне записать и принести перед пересменкой. Глаз не спускать. Симонюшина, головой отвечаешь за пациентку! И чтоб без фокусов!

Доктор вышел из палаты, а я склонилась над дочкой, всматриваясь в прозрачное белое личико. Спит моя зайка. Даже представить страшно какую боль она бы терпела, если бы не этот сон. Боль, которую я сама терпеть не могла и меня трясло от невыплаканных слез, от ощущения, что это мое тело обгорело и моя кожа слазит струпьями до мяса.

— Ну вот еще одну притащил. Да уж. Я вчера всю ночь с девчонкой ее дежурила глаз не сомкнула, а он «без фокусов». Никаких фокусов всего лишь благодарность. И ту выпрашивать надо. — пробубнела одна из медсестер.

Я мельком глянула на ее худое лицо с длинным острым носом, не совсем понимая, что она имеет ввиду.

— Ирааа! — шикнула на нее вторая.