Твоя жена Пенелопа

Она встала перед зеркалом в ванной, взвизгнул под руками замок на сумочке-косметичке. Ничего-ничего, сейчас мы синюшную бледность тональным кремом замажем, сверху пудрой пройдемся… И глаза – повыразительнее нарисуем. Все-таки праздник, день рождения. Волосы можно так оставить, хорошо лежат… Что надеть? Так джинсы и нарядную блузку можно надеть, не проблема… И куртку теплую…

Нина собиралась, но у самой задней мыслью в голове звучало: не надо бы… Все неправильно она сейчас делает, не надо никуда ехать. Но разве разбередившуюся обиду и ревность остановить можно? Если все телодвижения уже подчинены их приказам?

Оделась, захлопнула дверь, выскочила на улицу. Голова кружилась слегка. Поймала такси, быстро доехала до вокзала. Даже успела влететь в нужную электричку перед отходом, не купив билета. Электричка тронулась с места, Нина села у окна, перевела дух…

Ехать до дачного местечка Палкино, помнится, минут сорок. Когда-то они с Никитой ехали туда также на электричке… В августе это было, когда квартиру еще не сняли, а машина в ремонте стояла. Дача пустая была, и Никита у Татки ключи аж на два дня выпросил…

По телу прошла волной знобкая лихорадка, капелька пота побежала вниз по спине. Наверное, опять температура поднялась, подумала Нина, таблетку-то в суете сборов она забыла выпить. И горло саднит, и хочется громко закашляться. И заплакать тоже хочется. От жалости к себе, от обиды. От потенциальной несуразности своего появления на Таткином празднике. Да от всего!

Следующая – Палкино. Надо встряхнуться как-то, не раскисать сомнениями. Все равно придется из электрички выходить, не ехать же дальше невесть куда! Хорошо, что идти недалеко, помнится, дача совсем рядом со станцией. Кажется, там одна дорога в поселок… Не заблудиться бы!

Блудить не пришлось. Вышла на станции, пошла в сторону первых домов, сразу узнала ту самую дачу. Веселенькая, бревенчатая, с флюгером-петушком на крыше. А музыка-то как громко играет, а шашлыками на всю округу несет! И куча машин в переулке. Одна из них – Никитина… Нина, когда увидела, не удивилась даже. Только еще больше собралась внутренне.

Открыла калитку, вошла внутрь, осмотрелась. Ага, все тусуются на свежем воздухе, то есть на заднем подворье – кто танцует, кто под навесом сидит. Лица у ребят и девчонок расслабленные, счастливо-хмельные. Гомон, смех, музыка по всему участку. А участок большой, в беспорядке поросший кустами и деревьями. Меж деревьев – цветные тряпки-гамаки… И сумерки уже опускаются, первые, нежно-сиреневые. Идиллическая картинка беззаботного праздника. А вон и рыжая голова Татки мелькает… Обернулась, увидела ее, брови поползли вверх от удивления:

– Ниночка, ты? Но как ты… Ник сказал, что ты болеешь, чуть ли не в бреду лежишь…

– Да, я болею. Но решила-таки приехать, поздравить тебя. С днем рождения, Тат!

– Спасибо… Мне даже неловко как-то… Да проходи, пойдем, я тебя с ребятами познакомлю!

– Потом, Таточка… А где Никита?

– Ой, не знаю… – оглянулась Татка растерянно. – Вроде недавно его видела… А, так он, наверное, в беседке с Алкой! Ей плохо стало, он ее в беседку повел!

– В ту беседку, которая у реки?

– Ну да… У нас тут одна беседка… Да погоди, Нин, куда ты? Они сейчас придут, наверное!

Нина не ответила, шла по участку напролом, как танк. Вот калитка в заборе, тропинка к обрыву. Скользкая, еще не просохшая от весенней грязи. Нина поскользнулась, чуть не упала…

Красивое место – обрыв у реки. И беседка стоит красивая, с ажурными деревянными балясинами. Помнится, сиживали они там с Никитой в те времена, когда… И скамейки там очень удобные, широкие…

Задохнувшись от быстрой ходьбы, Нина схватилась за сердце. Мелькнула в голове трусливо спасительная мысль – может, обратно повернуть? Ведь знала, что сейчас увидеть предстоит! Зачем, зачем это видеть? Самой себе острый ножик в сердце воткнуть?

И все-таки поднялась по ступеням в беседку. На цыпочках. Никита стоял к ней спиной в нелепой позе, трудился вдохновенно над высокой девицей, прижавшейся спиной к колонне и запрокинувшей назад длинноволосую голову. Судя по обоюдным хныкающим звукам, общий и страстный труд приближался к законному апогею…

Нину вдруг передернуло знобко. И затошнило. То ли от температуры, то ли от отвращения. Повернулась, так же тихо спустилась со ступеней, быстро пошла назад. Скользкая тропинка, калитка в заборе, деревья с гамаками. Ноги дрожали от слабости, громкая музыка скручивала спиралью оголенные нервы. Ворвалась тараном в толпу танцующих, чей-то локоть нечаянно прилетел в спину…

– Нин, что с тобой? Тебе плохо, что ли? – выплыло из круговерти лиц, из дымно-сиреневых сумерек лицо Татки.

Нина смотрела на нее, молчала, крепко сжав зубы. Казалось, вся ее суть и держится только на этих сжатых зубах.

– Давай я тебе вина налью, Нин… Пойдем к столу…

Нина не могла сдвинуться с места. Смотрела Татке в лицо, будто не узнавала. И побежала по этому лицу тень догадки…

– А… Кажется, я поняла, Нин. Он там с Алкой, да? Что ж, сочувствую… А вообще, не бери особо в голову, Нин. Эта Алка та еще штучка, кого хочешь заведет на раз-два-три!