— Я хочу понять, что заставляет тебя быть таким непримиримым, — Изуна безошибочно повернул лицо к нему. Он почти смотрел, как прежде: въедливо, погружаясь до дна твоего существа и вытаскивая на свет кошмары, страхи, потаённые мысли. — У нас всех общая история: мы потеряли братьев, похоронили отцов, через кровь и страдания выжили, заключили долгожданный мир. Нии-сан и твой брат приняли его быстро — ещё бы, сами же и придумали. Я тоже нашёл себе место в изменившейся реальности, не без сомнений, но нашёл. Только ты продолжаешь плеваться от неё, жить так, как прежде: с кунаем под подушкой и желанием перерезать горло любому, кто носит на спине красно-белый веер.
Его голос имел странную власть: завораживал, заставлял, замирая, слушать. На секунду Тобирама подумал, что Изуна освоил новый пласт гендзюцу, воздействующих через слух… После мысли отступили — сложно думать, когда он говорит. Совершенно ни к чему.
— В чём для тебя заключается проблема этой реальности? — вдумчиво спросил Изуна. — Чем так плох мир? Почему ты не можешь принять сотрудничество с нами ради общего будущего? Что именно зациклило тебя на ненависти? Хочу всё это знать.
Он поднялся, не пошатнувшись, и сделал шаг к нему. Тобирама не дёрнулся — молча наблюдал, ожидая, и Изуна подошёл совсем близко, остановился над ним, наклонил голову.
— Я хочу увидеть мир твоими глазами.
Он опустился на землю возле Сенджу, лицом к лицу.
— Тобирама… — шёпот едва различим, сливается с ветром. — Покажи мне, как видишь мир.
Тобирама кивнул и, подняв руки, стал снимать бинты, полностью открывая узкое, нездорово-бледное лицо Учихи. Когда он закончил, отложил полоску ткани в сторону, к столику и свитку, Изуна поднял веки, обнажая пустоту под ними. Это зрелище одновременно пугало и завораживало своей неправильностью и в то же время желанностью — слепой Учиха, кот с вырванными когтями, который больше не царапнет!.. Устоять было невозможно, и Тобирама протянул руку, широко разведя указательный и средний пальцы, медленно погрузил их в провалы глазниц. Подумать только; глаза, что прежде занимали эти места, доставили клану столько проблем и боли… а теперь они принадлежат другому Учихе, тому, что тенью следует за ани-чаном…
Он застыл, осмысливая. Изуна, наоборот, плавно подался вперёд. Подушечки пальцев мягко коснулись тканей, покрывавших заднюю поверхность глазниц.
— Пусто, — прошептал Изуна, не двигаясь, а его голос дрожал, будто Учихе было страшно, холодно. — Не вижу ничего, только ощущаю. Хочу видеть. Видеть твоими глазами, — его пальцы скользнули по щеке Тобирамы, виску, огладили белую бровь. — Пожалуйста, Тобирама…
Он просит. Ками-сама, как он может так просить?..
Тобирама убрал руку от его лица, пустил в неё лечебную чакру. Широко распахнул веки, завёл большой палец под глазное яблоко, указательным и средним нажал сверху и аккуратно извлёк глаз, мгновенно залечивая разорванные нервы, сосуды. Боль не чувствовалась — нетерпеливое урчание Учихи её перекрывало, растворяло в себе. Тобирама не позволял себе торопиться: аккуратно развернул глаз, убедился в его целости, только после чего медленно поднёс к левой глазнице Изуны, погрузил в неё, своей чакрой запуская сращивание тканей. Вначале — артерия и вена сетчатки, чтобы начала приливать кровь. Затем — регенерировать обрубленный зрительный нерв, срастить его с кусочком, оставшимся в глазу. После — полностью оплести волокнами нерва кровеносные сосуды и подведённые к глазу каналы системы циркуляции чакры. Последний штрих — покровные слои клеток, продлённая мозговая оболочка.
Тобирама отстранился, осмотрел результат своей работы. На него вполне осмысленно уставился собственный алеющий из-за отсутствия пигмента в радужке глаз.
— Видишь?
— Да… — Изуна с восторгом покрутил головой, осмотрелся вокруг. — У тебя так себе зрение, — весело заметил он.
Этот бодрый тон нажал на какой-то переключатель в мозгу Тобирамы — и тут он, наконец, осознал, что только что сделал. Первым порывом резко прижав ладонь к опустевшей глазнице, Тобирама зашипел, а затем бросился на чёртова Учиху — тот отскочил с проворством, расплылся в улыбке.
— Спасибо! Теперь, уверен, мне будет проще тебя понять! — засмеялся он и исчез так быстро, что не до конца оправившийся от гендзюцу Тобирама не успел его поймать на старте.
За этим последовала погоня по всей Конохе, которая всех без исключения жителей деревни загнала по убежищам: случайно оказаться на пути Тобирамы и Изуны в тот день было чревато. Остановить младших братьев удалось только Хашираме и Мадаре, прибежавшим на первые звуки столкновения водяного дракона и огненного шара. Когда старшие узрели перемену, а ухмыляющийся Изуна из-за плеча брата поведал подробности, оба пришли в совершенно одинаковый ступор. Не помешавший удержать на месте Тобираму, к сожалению.
Из дальнейшего Тобирама помнил преимущественно Мокутон, тащащего его куда-то брата и много-много саке. В какой-то момент появились Учихи, и Изуна, осторожно сев рядом, вежливо извинился и предложил окончательный мир.