Твоё имя.

Выбравшись из машины, я отвесил старику глубокий поклон и стоял так, согнувшись, пока его авто не исчезло из виду. В эти секунды в моей голове промелькнули Цукаса и Окудэра-сэмпай. Как этот старик, так и они возились со мной, потому что беспокоились за меня. Наверное, видок у меня был препаршивейший. Лицо такое, будто вот-вот расплачусь. Наверное, я выглядел таким слабым, что никто не решался оставить меня одного.

Определённо, ходить меж людей с таким видом больше нельзя. «Нельзя надеяться на других и принимать от них помощь до бесконечности», — думал я, уже различая Новое озеро Итомори в просветах между деревьями.

На лицо вдруг упала крупная капля. Другая, третья... Вокруг зашелестела листва под дождём. Я натянул капюшон и побежал.

Жуткий ливень, казалось, выбривал землю наголо. Я чувствовал кожей, как он высасывает из воздуха всё тепло.

Укрывшись в маленькой пещерке, я съел бэнто в ожидании, пока буря утихнет. В коробке оказалось три онигири[39], каждый с мой кулак, нарезанные овощи, несколько толстенных ломтиков варёного мяса и тушёные в масле ростки сои. Поедая это отменное, настоящее ресторанное блюдо, я ощущал, что в моё дрожащее тело возвращается тепло. С каждым съеденным кусочком я чувствовал себя всё лучше.

«Мусуби», — подумалось мне.

И вода, и рис, и саке — всё, что мы помещаем внутрь нашего тела, — это Мусуби. Всё, что попадает к нам внутрь, связывается с нашей душой.

В тот день я приказал себе помнить это, даже когда проснусь. И повторил вслух как можно громче:

— Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново. Это и есть Мусуби. Это и есть Время...

Я посмотрел на шнурок у себя на запястье.

Он пока не порвался. Значит, связь между нами ещё возможна.

Я продолжил путь. Вскоре деревья вдоль дороги исчезли и вокруг потянулись поросшие мхом валуны. Внизу подо мной в разрывах между низкими облаками серебрилось озеро. Я наконец добрался до вершины.

— Вот оно!

Передо мной распахнулся огромный кратер, в центре которого росло одинокое древо-святилище.

— Значит, то был вовсе не сон...

Дождь, свернувшийся в морось, оседал на моих щеках, точно слёзы. Вытирая лицо рукавом, я начал спускаться в кратер. Ручей из моего сна теперь превратился в маленький пруд. Возможно, из-за дождя, а может быть, просто слишком много времени прошло на этой земле с тех пор, как я видел тот сон.

Как бы там ни было, между мной и деревом теперь был пруд.

Там, за прудом, иной мир.

Кто-то когда-то сказал мне об этом.

Итак, передо мной нечто похожее на реку Сандзу́[40].

Я ступил в воду. Плюх! Звук вышел таким громким, словно я прыгнул в наполненную ванну, и лишний раз я осознал, как тихо вокруг. При каждом шаге глубокая тяжёлая вода оглушительно булькала. Мне казалось, будто своими грязными ботинками я ступаю по чистоте. До моего появления в этом месте царил идеальный покой. Меня здесь не приветствуют.

От холодной воды я начал замерзать. Постепенно она поднялась уже по грудь. Но в итоге я всё-таки выбрался на другой берег.

Огромное дерево оплетало корнями здоровенный кусок скалы. Было ли оно само святилищем, или им был кусок скалы, или же они вместе составляли объект поклонения — этого я не знал. Между корнями и скалой я обнаружил ряд ступенек, ведущих в крохотную пещерку размером с татами.

Внутри было ещё тише, чем снаружи.

Расстегнув молнию кармана замёрзшими руками, я достал смартфон, убедился, что тот не промок, и включил его как фонарик. В кромешной темноте и абсолютной тишине отчётливо было слышно даже малейшее движение. Зазвучала электронная мелодия — фонарик зажёгся.

Ни цвета, ни тепла в пещерке не существовало. Изнутри этот миниатюрный храм оказался идеального серого цвета. А на маленьком каменном алтаре стояли две бутылочки сантиметров по десять высотой.

— Саке, что мы принесли...

Я осторожно притронулся к ним. Почему-то больше не было холодно.

— Эта — младшей сестрёнки, — пробормотал я, беря в руку бутылочку слева. Что-то слабо булькнуло в ней; её поверхность уже обрастала мхом. — А эту принёс я сам.

Я сел и поднёс бутылочку ближе к глазам, подсвечивая себе смартфоном. Судя по толщине мха, наросшего на фарфор, прошло уже много времени. И тут я произнёс то, что ясно ощущал, но не мог высказать вслух.

— Так, значит, я менялся телами с той, что жила три года назад?

Я развязал оплётку, которой была запечатана бутылочка, снял крышечку. Под ней оказалась ещё и пробка.

— Значит, нас разделяло три года? А обмен закончился, потому что на неё упал метеорит и она погибла?

Я вынул пробку. Потянуло слабым запахом алкоголя. Налил немного в крышечку.

— Её половинка...

Я поднёс свет поближе. Кутиками-саке было чистым и прозрачным, лишь несколько мелких крупинок риса поблёскивали там и сям в луче смартфона.

— Мусуби. Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново...

Я поднёс крышечку с саке ко рту.

— Если время и правда может двигаться вспять... Тогда — хотя бы ещё разок...