Род Сибанши был древним и, безусловно, знатным. Когда-то. Сейчас же из его представителей были только сам граф и, частично, его сводная сестра. Около трехсот лет назад граф, тогда еще совсем юный, спасаясь от кровавой смуты и обрушившейся на его семью гнева вышестоящих, прихватив сестру, бежал в Шинрскую Империю. Умный, харизматичный, магически одаренный сверх всякой меры, как и любой представитель его семьи, он довольно быстро смог устроить в драконьих землях жизнь свою и своей сестры. Со временем получил титул графа.
Его сестра так и не прижилась в итоге в Содружестве и вернулась со временем в родные земли. А граф остался. В отличие от единственной живой родственницы, он на удивление хорошо умел подстраиваться и ассимилироваться. На удивление, для такого в общем-то негибкого с виду существа. Культура и традиции его народа вовсе не были для него абсолютом, и он легко принимал чужие правила игры. Поэтому его с удовольствием закидывали в качестве шпиона в разные места. Одним из талантов его некогда знаменитой семьи была способность к метаморфозам, пусть и не полным, но подкорректировать черты лица он вполне мог.
Однажды Арши гостил в посольстве Вольмского Княжества, и одна очаровательная горничная передала ему мешочек записывающих кристаллов, ради которой он, к слову, и совершал свою дипломатическую миссию. Когда он решил с ней пококетничать, она стрельнула в него взглядом ледяных глаз и совсем не милым низким голосом посоветовала ему поделиться тяготами холостяцкой жизни с Матерью-Землей.
И все же были в нем культурные установки и расовые особенности, которые отличали его от окружающих и порой вызывали насмешки. До первых сломанных костей, конечно. Сиды считались самой красивой расой в мире, но и одной из самых кровожадных.
Регион, откуда граф Сибанши был родом, поклонялся локальной богине Морриган. Считалось, что она своей, так сказать, «благосклонностью» даровала мужчинам удачу в бою, но если богине казалось, что дар использовался не с умом, а сам одаренный был недостаточно благодарен, то оборачивалось это все божественным гневом. Вылилось это почему-то в особое отношение к любовным связям у ее почитателей. Женщины ли, мужчины ли, пуская кого-то в свою постель, даровали ему часть своей удачи, магии и жизненных сил — по крайней мере так считалось на родине графа. Вокруг невинности возвели целый культ, а соблазнения — были главной национальной забавой. Всего Раш не знал, по землям сидов он путешествовал, но некоторые места благоразумно обходил стороной.
Но что он точно знал, так это то, что все очень крепко завязано на запахах.
— Кстати, Шура. Раз уж мы более-менее разобрались с рабочими вопросами… Помнишь, мы с тобой обсуждали как-то любимые запахи?
Раш смог удержать спокойное выражение лица с очень, очень большим трудом. Поведение Сибанши с самого начало вызывало недоумение. Граф принял их на удивление радушно, в его понимании этого слова, конечно; сам заварил им чай из трав, которые на территории содружества явно не растут — наверняка подарок сестры из родных земель; с самого начала общался с Шурой, насколько вообще умел, ласково; повторял все по десять раз, когда она в облаках витала, только раз попросив быть повнимательнее — не скатившись при этом даже до угроз! Он смотрел на нее, внимательно смотрел за каждым ее движением, вздохом — Аррирашш даже и не представлял, что граф способен смотреть на кого-то так внимательно, не сквозь, не пренебрежительно, а… просто внимательно. С искренним интересом.
А еще он принюхивался. И вот это стало первым колокольчиком. Интерес к запаху был довольно откровенным заигрыванием. Явным проявлением интереса. Раш вспомнил, как поразительно красивая какой-то неземной, хищной красотой леди Сибанши совершенно не стесняясь вдыхала его запах, глядя прямо в глаза, и как граф потом минут сорок читал ей и Рашу заодно занудную лекцию о распутстве и ее последствиях.
И да, не смотря на явное неодобрение брата, она все-таки его соблазнила. Раш-то против не был, леди Сибанши никаких матримониальных планов на него не имела, была яркой личностью и красивой женщиной. А неодобрение графа было пусть и явным, но довольно… ленивым, что ли? Сам он тогда на вопрос ответил, что не имеет права запрещать ей охоту, это не просто грубо, а даже чуть ли не по-живодерски. Уточнять Раш не стал, слово «охота» применительно к нему вовсе его не смущало и не злило, и в общих чертах он понимал, что произошло.
И вот сейчас сам граф проявлял такого же рода интерес к Шуре. Вышел, значит, на охоту. И останавливать его — грубо и по-живодерски. Вот только он не у себя дома, а Шура в его играх учавствовать согласия не давала. Да по взгляду же ясно, что она ни сном ни духом, что вообще происходит!
Но когда они вообще успели так спеться, что даже обращаются уже на ты? Неужели пару недель переписки могли их сблизить? Ведь при последней встрече Сибанши вовсе не был так уж к ней расположен? Точнее, он был с ней на свой манер дружелюбен, но…