Твоё слово

Но вместо этого меня выдернули бродить в каком-то жутком местечке из которого я нашла выход… ну, нашла выход. Да только не тот!

И сейчас я визжала, срывая голос.

— Оте-е-ец-Драко-о-о-он, ты засране-е-е-ец!.. — пусть все знают. Чтоб ему Мать-Земля на том свете спать спокойно не давала.

Своим воплем я задохнулась, когда с обрыва, точнее из проделанного моими многострадальными ручками выхода из лабиринта, сиганул кто-то большой и крылатый.

Без преувеличения огромные крылья распахнулись, закрывая своим размахом для меня весь мир. Мой Раш меня нашел! Да только поздновато! Я лечу минимум на десять секунд дольше, чем он! По-моему, это много, но физика никогда не была моей сильной стороной, да и ситуация не та, чтобы делать расчеты.

Так что я просто вперила в него взгляд и больше не отпускала его от мужчины; время будто замедлилось, и я словно в замедленной съемке смотрела, как от кромки волос растут рога, а лицо обрастает золотыми чешуйками. Конечно, этого очаровашку я хотела видеть своим мужем не из-за внешности. Но вот сейчас, сосредоточенный, злой, отражающий всем своим телом золото заходящего солнца, он был так прекрасен, что я захотела его еще больше.

Его тело увеличивалось, змеилось, и с последним рывком время вернуло свой разбег, а меня бухнуло по голове осознанием того, что я, черт возьми, сейчас расшибусь!

— Лови-и-и-и меня-а-а-а-а! — завопила я совсем не мужественно, и лицо у меня, искривленное ужасом и недоумением, наверное, было просто потешным. Но точно не для Раша.

Его глаза, огроменные, неожиданно приблизились. В одном из них я увидела свое отражение — ну чисто подранная кошка! — и подумала, что он похожи на смолу, в которой я готова застыть на веки вечные, только бы он успел. Успейуспейуспей.

Он поднырнул под меня огромной башкой, и сердце кувыркнулось, а вестибулярный аппарат потерял чувства от очередной не предназначенной для его истрепанных нервов смены положения тела в пространстве.

Я только почувствовала, как распласталась по нему, судорожно пытаясь ухватиться хоть за что-то. Руки нащупали что-то, похожее на ствол дерева, и я ухватилась обеими руками, так и не открывая глаз. Я себе клятвенно пообещала, что открою их только когда окажусь на твердой поверхности и в теплых объятиях… 

Стоило нам приземлиться, Раш буквально содрал с меня все украшения и, наконец, уткнул лицом в грудь, крепко прижимая к себе. Меня все еще слегка колотило, так что я просто обвила его руками, еще и ногу закинула для гармонии, и все-таки разревелась. Он зарылся пальцами в мои спутанные волосы, уткнулся в макушку и шипел что-то совершенно мне не понятное, но успокаивающее. От его шепота я подвывала только громче, совершенно не стесняясь.

Он небольно, но крепко, дернул меня за волосы, поднимая зареванное лицо. Поцеловал сначала щеки, нос, лоб, даже подбородок поцеловал. Сцеловывал соленые капли, массировал мне затылок, прижимал крепко к себе за талию. Уткнулся лоб в лоб и смотрел мне в глаза так внимательно. Он был до сих пор весь насторожен, натянут — мышцы напряжены так, что будто за камень держусь.

И мне как-то моментально расхотелось себя жалеть, хотя именно этим я и собиралась заниматься ближайшую неделю — минимум. Слезы высохли.

— Раш… — просипела я, пытаясь разгладить его лицо, — Аррираш-ш-ш…

Жалеть себя расхотелось, а вот его стало почему-то очень жаль. Он смотрел на меня, не моргая, будто боялся, что стоит ему хоть на долю секунды прикрыть веки — и я опять исчезну. Это могло бы порадовать — что я ему так важна. Но чувство было скорее неприятное. Мне было неприятно видеть такое его лицо. Я гладила лоб, пытаясь разгладить морщины, поцеловала его в обе щеки в надежде, что улыбнется. Но он будто закаменел весь, только стискивал меня все крепче.

Коса у него расплелась, и золотисто-русые локоны свободно разметались по плечам. За них я и дернула, наклоняя его лицо пониже, чтобы не стоять на цыпочках. И поцеловала.

Стоило только прикоснуться к его губам, совсем легонько, как он, наконец, отмер. И поцеловал меня сам, крепко, яростно, явно выплескивая накопившееся напряжение. Стиснул волосы в кулаке так, что я не могла пошевелиться. Да и не хотела. Только теснее прижалась, закрыла глаза, и отдалась.

Так его жалко почему-то было, хотя это вовсе не он летел сейчас вниз, представляя, как расшибется лепешкой о камень. Это не он блуждал по лабиринту, теряя себя. Не у него от царапин и синяков, оставленных плотными зарослями, щипало лицо и руки, и шею. Но жалко было все-таки его, а почему-то не себя.

Он слегка прикусил нижнюю губу, оттягивая, и прошипел мое имя. И снова поцеловал.

Его потихоньку отпускало. Он уже не накидывался, а ласкал. А я только стояла и принимала — пусть делает что хочет, только бы перестало так сдавливать внутри от жалости и вины. За что вины? Да не знаю! Но почему-то мне было плохо и стыдно, будто это опять я виновата. Я прижималась к нему и пыталась сцеловать с его щек слезы, которых не было. И меня потихоньку тоже отпускало.