Уснула я сразу, и снился мне дядя Воська в платье из карт таро. У него в руках была маленькая арфа и он что-то заунывно пел, сидя на обрыве. Рассвет сменялся закатом, день — ночью, облака бежали по небу, выворачиваясь и видоизменяясь, так быстро, будто в перемотке. Я посмотрела вниз, на город, сползающий золотом со скалы и черепичными крышами до прозрачного неподвижного озера. Город то утопал в зелени, то укрывался в снегу, а дядя Вося все пел что-то заунывное, дергая струны: то ласково перебирал умелыми пальцами, то дергал, будто надеясь, что они не выдержат и оборвутся. А потом вдруг замолк и время, до того бежавшее слишком быстро, остановилось. Он повернулся ко мне и сурово припечатал:
— Дурья башка!
Я проснулась. Солнце уже освещало комнату, на улице шумели люди. Я тихонько встала с кровати, умылась в заранее подготовленном тазике с водой, оделась и стала собирать сумку. Рекомендация от Раша, ручка с блокнотом, местные аналоги диктофона… Их, пожалуй, с собой пока брать не буду, а лучше припрячу. Но понять, как они работают, стоит, заодно запишу с них основные тезисы.
Я взяла один из камушков голубоватого цвета, повертела его в руке. Дунула. Понажимала на него. Подкинула. Он молчал.
Так, что я вчера сделала? В общем-то, ничего, просто разглядывала его. Просвечивала через солнышко. Попробовала поймать камушком солнечный луч.
— Я правильно понимаю: я вам плачу каждый месяц оговоренную сумму и все проблемы прекращаются? — спросил записанный голос сквозь помехи.
— Да, господин Ласки, и вообще — закон будет на вашей стороне! — насмешливо пропели ему в ответ.
— А если я откажусь?.. — спокойно уточнил мужчина, который, видимо, все-таки отказался.
— Ну-у, — потянул его собеседник, — не жалуйтесь потом, что мы не предупреждали.
Эта знакомая по последнему разговору из моего мира формулировка заставила меня вздрогнуть.
Слегка подрагивающими руками я завернула камушек в бумажку и подписала цифрой «1», занесла в блокнот, что услышала. Прослушала второй, третий, четвертый… Заворачивала, помечала, записывала. Тревор Ласки успел поговорить и с несколькими стражами, называя их по именам, и с соседями, которые согласились на эту схему, но не прочь были пожаловаться на произвол.
И с самим господином Вольтом, Главой Восточного Отделения Стражи, который пытался убедить его в том, что над ним самим стоят очень важные разумные, с которыми лучше не связываться. Убеждал таким тоном, будто сам император всю эту схему придумал и осуществил, но я в это не очень верила. Сердце колотилось быстровато, а от рук отлила кровь и они подмерзали, хотя в комнате было тепло.
Я никогда не думала о справедливости, возмездии, восстановлении правды и прочей ерунде. Иногда, слушая своих одноклассников, однокурсников, читая книги и слушая пафосные речи героев фильмов, я удивлялась: почему все стремятся к таким поверхностным, относительным, объективно недостижимым и в широком масштабе бессмысленным вещам, как — свобода, правда, справедливость, жертвенность… Точнее, нет, не так.
Почему свое совершенно нормальное желание жить лучше, комфортнее, обладать большими ресурсами и властью, говорить все, что вздумается и не получать за это звездюлей, люди оправдывают всеми этими вещами?
Я никогда не думала о морально-этической стороне вопроса — мыслить такими категориями всегда казалось мне странным. Я пыталась стать известной журналисткой, чтобы иметь возможность безнаказанно раскатать в асфальт преподавателя, который выгнал меня из универа.
И сейчас меня немного смущало, что я осознала в себе желание раскатать в каменную мостовую этих недокрышевателей не забавы ради, а потому что они шантажировали, угрожали и убили Тревора Ласки. Человека, с которым я не была знакома; человека, до которого мне, по хорошему, нет никакого дела. Что изменилось в моей жизни от его смерти? Разве что только информации для статьи прибавилось — так это скорее плюс. Значит, объективно, эта ситуация должна меня радовать? Так почему я тогда так раздражена?
Я решила не думать об этом. В конце концов, это не имело особого значения, потому что никак не меняло моей цели. Шестой камушек почему-то не заговорил, и это гораздо важнее.
— Ну давай, работай! — шипела я, вертя его в солнечных лучах, — ну же…
Камешек не отвечал, но когда я его сжала два раза подряд, он вдруг подсветился красным.
— И что это значит? — спросила я у него, снова сжимая его дважды. Он снова стал голубым, — да ладно?!
Я опять просветила его через солнце и он послушно повторил моим голосом:
— И что это значит?
Настроение тут же поднялось! Я проверила последний камушек и он тоже оказался пустым. Закинула оба в карманы, кинула в сумку денег и решила, что пора отсюда выбираться, пока Ева или Раш не решили, что меня уже пора будить на увеселительную прогулку для туристов.
У моего окна дерева не было.