Твоё слово

Она с самой юности, безумно далекой для человеческой памяти и потому очень смутной в воспоминаниях, была до смешного снисходительной к недостаткам разумных существ, но очень благодарной и открытой к достоинствам. Можно было бы подумать, что Ева была наивной и видела только хорошее, но на самом деле Ева была проницательной гораздо более, чем обычно казалось окружающим. Сколько сама Ева себя помнит, она по самым мелким и незначительным поступкам могла сделать вывод о человеке в целом. Очень легко, как дышать, она подмечала самые незаметные детали и не менее легко по ним делала выводы. Тон голоса, мимика, слова, поступки… Она уже плохо помнила события, даты, из ее памяти количеством прожитых лет выдавливало образы когда-то важных для нее существ, но она вряд ли сможет забыть, какой восторг и любопытство с самого детства в ней вызывали разумные. Их чувства, мысли, поступки, блеск глаз, взмах руки, слезы, улыбки.

Ева тихонько рассмеялась, сравнивая себя с Шурой. Ей казалось, что Шура смотрит на мир с таким же восторгом и любопытством, как и она когда-то, просто ее интерес вызывают немного иные вещи.

Ева не думала — и готова была поспорить с каждым, кто ей подобное заявит с несвойственной ей строгостью — что Шура равнодушная или бесчувственная. Что она невнимательна к другим. Просто ее забота была такой же ненавязчивой, незаметной и тонкой, как это кружево.

Она, например, знала, что Ева любит маленькие нежные норвеские ромашки, и свежий букетик всегда стоял на кухонном столе в вазочке. Без слов, улыбок, без всего того, что могло бы обратить внимание на то, что это она, Шура, делает для нее, Евы. Она не обращала на это внимание других, потому что и сама не считала это чем-то важным.

Мысли Евы плавно перетекли с Шуры к Арши. Когда-то, когда она еще была человеком, Ева была прислугой, хотя по сути, рабыней, в императорском дворце. Не было никаких причин, почему юный принц мог бы вообще узнать об ее существовании, если бы не особенности его характера.

Аррирашш всегда был необычным мальчиком, да! Слишком ласковый, слишком неамбициозный, слишком тихий и абсолютно неспособный к принятию иерархических систем — не слабый вовсе, но ни капли не конфликтный. Он одинаково прямо смотрел в глаза своим высокородным сородичам и бесправным поломойкам, к неудовольствию первых. С возрастом он смог воспитать в себе какую-никакую жесткость и расчетливость, научился плести интриги, с горем пополам освоил необходимый минимум в боевых искусствах, но суть его все-таки не поменялась.

Мальчик, когда-то сбегавший к ней на нижние этажи, чтобы послушать с маленькими служками придуманные ей сказки; с чего-то однажды решивший, что она его воспитательница, и заставивший всех это принять. Каким-то образом он стал центом ее жизни, ее короткой человеческой жизни, на протяжении которой он не успел вырасти даже до молодого мужчины. А она стала его главным сокровищем.

И он не смог ее отпустить. Мать-Землю и до этого не привечали на драконьих землях, но когда она благословила дитя Отца-Дракона, позволив ему воспользоваться чуждой для Его детей магией и создать голем с живой душой, поклонение Ей и упоминание Ее имени стало приравниваться к ереси.

Власть правящего рода строится на отсутствии любых связей с Ее детьми и Ее магией. На том, что они единственные чисты перед Его взором. То, что Аррирашш просил Ее благословения и получил его — государственная тайна.

Когда-то Еву звали Ларой. Но это было давно и неправда.

* * *

Первый Советник был был в легком отчаянии.

Когда-то он пообещал себе положить жизнь на служение императорскому роду, возвысившему и приблизившему его, низкородного недо-дракона, смеска, только за способности, за ум, за дело. Всю жизнь его преследовало по пятам его сомнительное происхождение. Ему довольно рано пришлось понять, что одного старания мало. Что талантов — мало. Ума — мало, трудолюбия — мало и желания — тоже мало. Что все это имеет значение только тогда, когда тебе готовы дать хоть шанс себя продемонстрировать в деле. Что на тебя готовы будут посмотреть, только если кто-то важный об этом попросит.

Шарам же ко всему прочему никогда не был особенно коммуникабельным. Замкнутый зануда — так бы его охарактеризовали многие. И не давали ни шанса. Но он был упертый, вот уж чего не отнять. Он легко смирился с тем, что никому не сдались его ум, трудолюбие, чистоплотность, но это смирение его, как ни странно, не останавливало.  Попытка за попыткой, провал за провалом, он искал кого-то, кто сможет его оценить, принять и забрать себе его верность.