В это время скачет передо мной на белой лошади дежурный штаб-офицер нашего отряда, известный Лев Львович Альбранд, восторженный и пылкий, как всегда. Подскакавши к оробевшим войскам, он сказал: «Не хотите идти вперед, люблинцы, так посмотрите, как честный солдат должен умирать за царя» и с этим, ударив лошадь, вскочил по крутизне к самым неприятельским завалам. Через минуту и лошадь и он катились вниз – лошадь убитая, а Альбранд с разбитой рукой и плечом и имея весь сюртук и фуражку пронизанными пулями от неприятельского залпа. Тем не менее, воодушевленные им люблинцы, поддержанные, впрочем, навагинцами, зашедшими во фланг неприятелю, вскоре завладели завалами и очистили главному отряду эту преграду.
(То есть солдаты-люблинцы, дождавшись окончания манёвра взаимодействующих с ними навагинцев, о чём упоминается, сквозь зубы, устыдившись слов не в меру пылкого незнакомого офицера, в своё время успешно, выполнили свою задачу. Но основная заслуга в этом, естественно, в том воодушевлении, которое вселил в них дежурный офицер, который и заслуживает самой высокой награды! Комбат).
К. К. Бенкендорф продолжает:
Близко за литовцами следовали саперы, за ними грузинская дружина, бросившаяся на завалы вслед за литовцами. Но проворнее всех оказалась молодежь Главной квартиры, которая, в своей жажде славы и успехов и счастливая воспользоваться случаем, стала в голове колонн, и здесь мы увидели нечто совершенно небывалое – группа молодых офицеров, благодаря только одной стремительности и храбрости, одна берет подряд три ряда завалов.
(Вот они – настоящие герои! Комбат.)
Дальше К. К. Бенкендорф позволяет себе бестактную критику в адрес руководства:
Поразительно, с каким легкомыслием была задумана и исполнена эта операция доставки сухарей в лагерь, и эта кровавая сухарная оказия останется навсегда тяжелым упреком на памяти графа Воронцова, совершившего здесь целый ряд ошибок и несообразностей. Сигнальная ракета; была пущена, и войска нашей «сухарной оказии» вошли в лес, прошли его, провели ночь на высоте и вернулись обратно II-го: