Творческие работники

Трудно сказать, кто жил в этом небольшом белом особняке. Напоминал дом по составу обитателей притон, но никого из них он не знал. И не хотел узнать.

Соседи тоже не стремились к знакомству…

Еще день прошел скорый, и он даже не запомнил, было ли солнце сегодня.

Вечер, бархатный и темный, летний вечер вытащил его на улицу. Неторопливо он шел по аллее от дома. Редкие, далеко стоявшие друг от друга фонари едва светили. Их желтое мерцание запутывалось в переплетении ветвей и листьев, и только неясные блики и пятна парили в черноте аллеи. Призрачные светящиеся лоскуты ложились на асфальтовую дорожку. Ветер шумел… И тут же начинали перемещаться, как привидения, смутные контуры света и тени…

Вдруг крик раздался. Пронзительный высокий крик. И отдаленное глухо и смутно долетело рычание. Опять пронзительно закричала женщина.

Две черных фигуры, одна высокая, другая маленькая, прошли быстро мимо. Высокий бормотал что-то. А низенький ясно проговорил: «Опять граф выпустил леопардов…»

Он побежал за ними и на ходу вскочил в трамвай. Вопль раздался совсем рядом. И он увидел в тусклом свете бегущую фигурку. Неожиданно над ней взметнулось что-то оранжево-желтое и рухнуло все вниз, на землю, захлебнулось от визга…

Трамвай, лязгнув, круто повернул всем корпусом, как человек, у которого прострел шеи, так что голову отдельно не повернуть и вся сцена исчезла вместе с криками.

Он возвращался поздно. На всякий случай. Вокруг все было тихо. Пусто. Никого. Желтые пятна смутно, едва пробивались сквозь причудливо сплетенный узорчатый барьер и размазывали себя по земле до такой степени, что не различишь свет это или тень… Особняк чуть белел на черном фоне деревьев. Застыло вокруг все. Ни шороха. Лишь тени, одна черней другой, скользят. Резная высокая дверь. Мраморные ступени. С трудом он повернул литую ручку и отворил тяжелый вход. Толкнул вторую дверь внутрь. И очутился в электрическом тусклом свете залы.

Жестко под горло схватила сзади рука. В живот ему ткнулся нож, на миг задержался… Как тело в пропасть, сердце полетело вниз, захолонуло.

– Не тот, – произнес рядом голос. И его пропустили…

Теперь он медленно поднимался по мраморной лестнице с тонким, скользящим по ступеням половиком. Поднимался к себе в комнату. Он жил на втором этаже. Открыл дверь, вошел и закрылся изнутри. Смутный был день и вечер суетный. Странная жизнь. Особняк – притон. Чернота и глушь поворотного круга.

Что его держало здесь, в городе и в этом доме?

Ничего. Он жил и все. Себя не расходуя на перемены, жил спокойно и тихо. Как будто в постоянной задумчивости хотя ни о чем в особенности он не думал.

Прошлое помнил, как помнят прочитанную книгу или чужой дневник, если случаем ворошил слежавшиеся страницы. Любопытно даже, чего только там не было: война, убийства, горе, радость, и подлость, и ложь, и страсть… Не пропущено ничего. Получилось так, что вроде все он попробовал, все вкусил, но чувств память не вызывала. Сквозь прошлую жизнь он прошел, как нож сквозь масло, ни пятнышка, ни царапины, ни зазубрины, так что ничего и не осталось на лезвии души.

Будущего он не вспоминал совсем. Завтра целиком продолжало оставаться в завтра. Сознание по привычке прилеплялось к стремительному гребню «сейчас», но там было негде разместиться, он соскальзывал с убегавшей волны и оказывался вообще вне времени, не закрепленный чувством ни в одном из его мгновений. Зато время над ним власти не имело. Обозначен он был только местом.

Все же кое-что привязывало его к этому дому. Комната и балкон. Особенно балкон. Лепной когда-то, а теперь облупленный. Высокая стеклянная дверь, которая вела туда. Кровать. Она стояла так, что лежа он видел сквозь стекло совершенно отчетливо каменные перила и столбик лепной. Чудо комнаты и балкона заключалось в том, что в лунные, ясные ночи льющий белым светом диск смотрел прямо в стекло. Лежал он и видел над каменной границей перил черно-синее небо и серебряное круглое чудо. Там, далеко-далеко, холодное и загадочное. Нет, не зря астрологи связали с ней фантазию, воображение и безумие… Есть в ней что- то, есть! Что начинает шептать холодными губами прозрачные сказки…

Вот и сегодня он ждал восхода. Сияние разливалось. Луна всплывала из-под темной границы. Он, застыв недвижно, лежал и глядел. И такая же застылая глядела в стекло Луна. И в тот миг, как раздавался шепот лунного света, на угол балкона вроде облачко опускалось. А может быть, за шепот он принимал толчки крови в ушах? Присмотреться – и облачка никакого нет. Просто в этом месте чуть сильней белеют перила и столбик отсвечивал…

Кто его знает, было или не было? Только лежал он, и слушал и глядел на серебристое облачко…

Постепенно шепот становился яснее, громче, явственно начинали звучать слова, но смысла слов он разобрать никогда не мог. Пытался разглядеть кого-то скрытого в облачке, откуда доносился голос, и тоже не получалось.