Творческий путь Михаила Булгакова

Тема Кудеяра-разбойника, строго говоря, не некрасовского, а песенного, тоже входит в пьесу темой последнего преступления, темой суда до времени заглушенной, восставшей совести — суда в самом себе.

Хлудов Булгакова ищет суда извне, потому что не в силах нести свой суд в себе. В этой последней картине он принимает решение: «Я… поеду в Россию, можно ехать сегодня же ночью. Ночью пойдет пароход… Явлюсь и скажу: я приехал, Хлудов». — «Опомнитесь, вас сейчас же расстреляют!» — «Моментально. (Улыбается). Мгновенно. А? Ситцевая рубашка, подвал, снег… Готово! Тает мое бремя».

Эта фраза уже была в рассказе «Красная корона»: «Не тает бремя. И в ночь покорно жду, что придет знакомый всадник с незрячими глазами… Да, я безнадежен».

Волевой Хлудов полон решимости свой путь искупления пройти до конца. «Я вылечился сегодня… Не таракан, в ведрах плавать не стану. Я помню армии, бои, снега, столбы и на столбах фонарики… Хлудов пройдет под фонариками».

«Бег» подводил итог теме гражданской войны в творчестве Михаила Булгакова и — по уровню художественного мастерства, по остроте гротескной сатиры — всему первому десятилетию этого творчества. И вместе с тем становился платформой для творчества последующего. К теме суда совести — к теме вечного суда совести, приговора в самом себе, возмездия в самом себе — Булгакову еще предстояло вернуться в романе «Мастер и Маргарита» образом Понтия Пилата.

* * *

«Бег» был принят театром восторженно, но Главреперткомом не разрешен к постановке. «Бег» запрещен», — обескураженно записывал К. С. Станиславский в мае 1928 года.[82]

В резолюции Главреперткома от 9 мая 1928 года говорилось, что «Бег» написан во имя прославления эмиграции и белых генералов; что эмиграция в пьесе дана «в ореоле подвижничества», а руководители белого движения представлены «чрезвычайно импозантными и благородными в своих поступках и убеждениях»; что Чарнота в борьбе с большевиками «почти легендарен», в эмиграции — «рыцареподобен» (в качестве иллюстрации «рыцареподобности» Чарноты приводилась ссылка на его карточный выигрыш у Корзухина); что единственная фигура буденовца в пьесе («дико орущая о расстрелах») только подчеркивает превосходство белого движения.

Режиссер Илья Судаков срывался в крик на заседании Главреперткома. «Вы душите театр, — кричал он. — Надо просто уметь читать то, что написано автором…» Павлу Маркову казалось, что Булгаков может все-таки внести какие-то исправления, умилостивив этим Главрепертком, и просил драматурга сделать эти исправления «как можно скорее».

Вл. И. Немирович-Данченко, взявший на себя руководство постановкой «Бега», сделал вот что. 9 октября 1928 года он созвал в театре заседание художественного совета и пригласил на него А. М. Горького, нескольких ведущих критиков, руководителей Главискусства и работников Главреперткома. Булгаков читал «Бег». Чтение вызывало взрывы смеха. Потом состоялось обсуждение.

Нелепая резолюция Главреперткома и дипломатические попытки Судакова как-то эту резолюцию учесть были отвергнуты сразу. Горький сказал: «Из тех объяснений, которые дал режиссер Судаков, видно, что на него излишне подействовала «оглушительная» резолюция Главреперткома… Со стороны автора не вижу никакого раскрашивания белых генералов. Это — превосходнейшая комедия… Это — пьеса с глубоким, умело скрытым сатирическим coдержанием. Хотелось бы, чтобы такая вещь была поставлена на сцене Художественного театра… «Бег» — великолепная вещь, которая будет иметь анафемский успех, уверяю вас». И еще он сказал, что резолюция ГРК «вся идет мимо пьесы».

Начальник Главискусства А. И. Свидерский сказал: «Эту пьесу надо ставить. Что преступного и компрометирующего в изображении буденовца Баева? Если бы эта роль была написана иначе, было бы нехудожественно». Он сказал: «Такие пьесы, как «Бег», будят мысль, будят критику, вовлекают массы в анализ и дискуссии, такие пьесы лучше, чем архисоветские».

Выступали другие. Немирович-Данченко вел совещание. Ему принадлежало заключительное слово. «Главрепертком ошибся в своей оценке пьесы, — не без язвительности заметил он, — по всей вероятности потому, что в пьесе очень много комедийного, которое пропадает, когда пьеса читается не на публике». «Если Чарнота герой, — пояснил он, — то только в том смысле, как и герои — Хлестаков, Сквозник-Дмухановский». И в заключение заверил: «Когда Главрепертком увидит пьесу на сцене, возражать против ее постановки едва ли он будет». Все-таки Немирович-Данченко не сомневался, что Главрепертком увидит пьесу на сцене.[83]

Репетиции начались на следующий же день, 10 октября 1928 года, и шли в течение трех с половиной месяцев. Хлудова репетировал Николай Хмелев, генерала Чарноту — Виктор Станицын, Серафиму — Алла Тарасова, Голубкова — Марк Прудкин. 22 января 1929 года журнал «Современный театр» сообщил, что «Бег» будет поставлен до конца текущего сезона. Были все основания полагать, что Главрепертком потерпел поражение.