Творческое наследие А. В. Брушлинского и О.К. Тихомирова и современная психология мышления (к 70-летию со дня рождения)

В логико-математических теориях принятия решений главным способом решения является выбор из альтернатив. Такая ситуация выбора дизъюнктивна вследствие изначальной данности альтернатив. Однако в экспериментах по изучению мышления Брушлинским было обнаружено, что дизъюнктивная ситуация выбора не возникает даже в таких условиях. Испытуемый сам выявляет и формирует способы решения задачи, т. е. альтернативы не даны изначально в готовом виде. Эксперименты показали, что испытуемый на различных этапах мыслительного процесса действительно выявлял и разрабатывал несколько способов решения задачи, но в каждый данный момент субъект обдумывал только какой-то один путь решения.

Интересным шагом в направлении расширения ценностно-смысловых контекстов, в которые включались классические психологические проблемы, стало обращение Андрея Владимировича к категориям нравственности, свободы, духовности. В этом проявилось его стремление выйти за узкие рамки категории „деятельности“ и обратиться к понятию „существования“», от бытия перейти к становлению. Становление – это всегда динамика, непрерывное развитие, отрицающее, диалектически снимающее всякую дизъюнктивность.

Он считал, что даже кажущаяся очевидной необходимость осуществить моральный выбор между добром и злом, нравственным и безнравственным далеко не обязательно рассматривать как дизъюнктивную по своей сути дилемму. По его мнению, даже в этом случае выбор далеко не всегда является неизбежным. Например, для честного человека не существует выбора: совершить или не совершить бесчестный поступок. Однако в жизни очень часто бывает нелегко понять, какой поступок в данной сложной ситуации будет хорошим или плохим. В этом случае особенно сильно активизируется мышление и вообще вся деятельность субъекта, и тогда мы снова возвращаемся к проблеме процессуальности мышления. Эксперименты, проведенные на материале принятия решения об отмене смертной казни и известных дилемм Л. Колберга (явно предполагающих наличие ситуации выбора) показали, что даже такие задачи могут решаться без выбора альтернатив.

Ясность и аргументированность позиции Брушлинского в этом вопросе настолько очевидна, что критика в его адрес, приводимая одним из участников нашей конференции, мной воспринимается как недоразумение.

В основании критических суждений лежат, по крайней мере, два положения.

Первое положение. По Брушлинскому мышление является мысленным прогнозированием нового знания, в процессе которого постепенно формируются изначально не заданные критерии искомого. В то же время утверждается, что человек нередко действует по заранее выработанным критериям. Тип используемых критериев якобы может служить основанием для разделения мышления на конкретное, аналитическое и абстрактное, синтезирующее.

Однако, во-первых, дихотомическое разделение абстрактного и конкретного с точки зрения современной научной методологии выглядит странно. Экспериментальные исследования в психологии мышления, психологии развития и других областях дают ясное представление не о дихотомии, а взаимной дополнительности конкретного наглядно-действенного и абстрактно-логического мышления. Они также свидетельствуют о динамических сочетаниях разных типов мышления. Корректнее их было бы считать такими едиными психическими образованиями, которые существуют в одном и том же образно-понятийном континууме мыслительной деятельности. Дискретное разделение типов мышления скорее соответствует логике, чем психологии мышления.

Во-вторых, по моему мнению, проблема соотношения требуемого и искомого при решении задач в интерпретации Брушлинского (особенно позднего периода его творчества) далеко выходит за пределы психологии мышления. Опираясь на рубинштейновскую категорию долженствования, в духе постнеклассической науки он формулирует ее как проблему соотношения сущего и должного. При решении задач искомое для него было ничем иным, как поиском должного через фактическое. Решение задачи – это одновременно и поиск должного, и поиск сущего.

Впоследствии, при обращении к иным ценностным контекстам, например психологического анализа духовности, вопрос был поставлен шире. Мир, как он есть, описываемый и воспринимаемый ученым, становится тем же, что и мир, который ценит и в котором хочет жить субъект. При пристрастном субъектном рассмотрении мир, который есть, становится миром, который должен быть. Следовательно, познавательное суждение для субъекта оказывается совпадающим с ценностным суждением, сущее совпадает с должным, а факт становится ценностью. Такая логика рассуждений привела Андрея Владимировича к размышлениям над парадоксом между Бытием и Становлением, сформулированном А. Маслоу. Путь к разрешению парадокса он видел только в недизъюнктивном по своей природе психическом развитии субъекта.