Творческое наследие Б.Ф. Поршнева и его современное значение

С одной стороны, так случилось, что культурология сегодня все больше начинает претендовать на роль той самой «синтетической науки об общественном человеке или человеческом обществе», о строительстве которой мечтал Поршнев.

И популярность его имени среди культурологов едва ли не самая высокая в науках вообще. Во всяком случае, в России.

С другой стороны, современная культурология абсолютно не соответствует поршневским критериям «синтетической науки об общественном человеке или человеческом обществе». Элементы генетического анализа феноменов культуры, наиболее важные для Поршнева, здесь крайне редки. Поэтому неудивительно, что в отличие от имени Поршнева его действительные взгляды в культурологии совершенно непопулярны. В рамках этой науки не только не разрабатывается поршневское творческое наследие, не проводятся исследования на базе его научной парадигмы, но эти последние там, строго говоря, даже не слишком хорошо известны.

4. Эволюционная этика Ф. Хайека

Вместе с тем, нельзя не отметить удивительную схожесть взглядов некоторых западных исследователей праволиберальных взглядов, крайне враждебно относящихся к марксизму, и взглядов Поршнева. В знаменитой книге Ф. Хайека «Пагубная самонадеянность (Ошибки социализма)», которую автор рассматривал в качестве вклада в «последовательную разработку эволюционной этики», «эволюционной теории моральных традиций», «эволюционной теории нравственности»,[122] он пишет о фундаментальном противоречии между биологическим инстинктом и человеческой культурой:

«Правила человеческого поведения (особенно касающиеся честности, договоров, частной собственности, обмена, торговли, конкуренции, прибыли и частной жизни) […] передаются благодаря традициям, обучению, подражанию, а не инстинкту, и по большей части состоят из запретов („не укради“), устанавливающих допустимые пределы свободы при принятии индивидуальных решений. […] Зачастую эти правила запрещали индивиду совершать поступки, диктуемые инстинктом […]. Образуя фактически новую и отличную от прежней мораль (и, будь моя воля, я именно к ним — и только к ним — применял бы термин „мораль“), они сдерживают и подавляют „естественную мораль“».[123]

Хайек так же, как и Поршнев, категорически возражает против применения термина «мораль» к животным; так же, как и Поршнев, подчеркивает «вынужденный» характер необходимости соблюдения норм; так же, как и Поршнев, отрицает происхождение человеческого языка из животных рефлексов и инстинктов:

«Врожденные рефлексы не имеют нравственного измерения, так что „социобиологи“, употребляя по отношению к ним такие термины, как „альтруизм“ […], в корне заблуждаются. Альтруизм превращается в моральную категорию только в том случае, если подразумевается, что мы должны подчиняться „альтруистическим“ побуждениям.»[124]«Даже почти всеобщая встречаемость некоторых культурных характеристик не доказывает их генетической обусловленности. Не исключено, что существует один-единственный способ ответить на определенные требования, возникающие в процессе формирования расширенного порядка. […] Существует, может быть, практически единственный способ развития устной речи. Однако наличие во всех языках определенных общих признаков само по себе тоже не доказывает, что они обусловлены врожденными способностями».[125]

Человеческая культура, по Хайеку (как и по Поршневу), возникает как антибиологическое явление, противоестественное, с точки зрения биологии и физиологии животных:

«Решающим в превращении животного в человека оказалось именно обуздание врожденных реакций, обусловленное развитием культуры.»[126]«Этот порядок носит сугубо „неестественный“ характер — в прямом значении этого слова. Ибо он не сообразуется с биологическим естеством человека.

[…] В конфликте не столько эмоции и разум (как это часто предполагают), сколько врожденные инстинкты и усвоенные в ходе обучения правила поведения».[127]

И, может быть, самое главное — культурные ограничения одновременно противостоят как инстинктам животного, так и рационально-логическому мышлению цивилизованного человека:

«Наши моральные нормы не порождены инстинктом и не являются творением разума, а представляют собой самостоятельный феномен — „между инстинктом и разумом“.»[128]«Как инстинкт древнее обычая и традиции, так и последние древнее разума: обычай и традиции находятся между инстинктом и разумом — в логическом, психологическом и временнОм смысле».[129]

Хайек фактически признал в качестве постулата эволюционной этики именно то, на чем настаивал Поршнев: между физиологией животного и разумом человека лежит нечто третье — противоположное тому и другому и тем самым их связывающее.

VIII. Экономические науки