Уход или бегство, то есть сопротивление уже не отдельным требованиям сеньора, а полный разрыв с сеньором, поиски лучших условий в другом месте […].
Восстание, то есть применение коллективного насилия для уничтожения существующих условий эксплуатации».[174]
Нетрудно видеть генетическую связь «уходов» с одной из низших форм контрсуггестии, о которой говорилось выше в предыдущих разделах.
Первые две формы являются низшими по отношению к восстанию и в целом исторически предшествовали последнему:
«Конечно, указанные три формы в конкретной истории переплетались друг с другом, их нельзя представить как три обособленные периода, но все же в каждый данный момент феодальной истории доминирующая роль принадлежала одной из трех форм, и в самом широком смысле они представляют не только логическую, но и историческую последовательность».[175]
Не останавливаясь подробно на поршневском анализе развития и связи всех трех форм сопротивления, отмечу, что, в целом, он выделяет следующие эпохи доминирования каждой из форм в феодальной Европе: до IX в. доминировало частичное сопротивление; «IX–XIII вв. можно назвать эпохой крестьянских уходов»;[176]
затем начинается эпоха восстаний:«С XIV в. для Западной Европы начинается уже подлинная эпоха крестьянских восстаний. Для России же она начинается только со второй половины XVI в. — именно потому, что здесь возможности ухода были неизмеримо больше и эксплуатация в связи с этим возрастала медленнее».[177]
Поршнев подробно исследует, как господствующий класс предпринимал усилия, направленные, с одной стороны, на пресечение сопротивления, а с другой — на утилизацию его потенциала в своих интересах. К уходам, позволявшим такую утилизацию, Поршнев относит образование городов и монастырей, заселение окраин, крестовые походы:
«Крестовые походы были, по крайней мере, вначале, не чем иным, как массовым бегством западноевропейских крестьян, санкционированным церковью, но вызванным исчерпанием возможностей внутренней колонизации и утяжелением феодального гнета. По количеству вовлеченных в это движение крестьянских масс оно не уступало крупной крестьянской войне».[178]
В этом отношении восстания существенно отличались от низших форм сопротивления:
«Первые две формы являлись низшими и в том смысле, что в отличие от восстаний могли быть в известной мере утилизированы господствующим классом в собственных интересах и даже обращены против крестьян».[179]
Выше были представлены результаты поршневского анализа, в соответствии с которыми любой запрет может быть действенным лишь в том случае, если он осуществляется «через исключение». Утилизация потенциала сопротивления в низших формах являлась не чем иным, как «конструированием» господствующим классом наиболее выгодных для себя «исключений»: покидать феодала крестьянину запрещено всегда, кроме как в случае участия в руководимых церковью, государством или отдельным феодалом специальных акциях, например, крестовых походах. Знаменитый «Юрьев день» — другой пример аналогичного исключения, оказавшийся в определенный момент уже не выгодным господствующему классу. Ниже в разделе Политические науки будет показано, как, по Поршневу, церковь оформляла «запрет через исключение» по отношению уже к высшей форме сопротивления — восстанию.
Феодальный прогресс как результат классовой борьбы
Поршнев подчеркивает ключевую роль сопротивления эксплуатации для всех сторон эволюции феодального общества:
«Трудящийся народ представляет творческую, активную часть феодального общества не только как основная производительная сила, противостоящая природе, но и как сила, борющаяся, противостоящая эксплуатирующим классам.
Заняться историей производительных[180]
материальных благ — значит заняться не только хозяйственной, производственной историей в узком смысле, не только социально-правовым положением трудящихся, но и борьбой эксплуатируемых с эксплуататорами и, под этим углом зрения, вообще всей социальной, политической и культурной жизнью феодального общества, поскольку вся она была ареной борьбы классов».[181]Несколько примеров.
Поршнев подробно рассматривает эволюцию вооружения в течение всей феодальной эпохи. Вот его основные выводы: