Творчество душевнобольных кошек

- Смелость, сама по себе, довольно бессмысленное качество, - сказал я как ученик на экзамене. - Она может быть направлена на достижение самых благородных целей, но с той же вероятностью смелость способна усугублять и наиболее гнусные проявления человеческих особей.

- А в данном случае…

- Ничего не могу сказать. Я даже не знаю, что происходит. С твоих слов, Нина, мне известно, что Хорхе вознамерился спасти неправедно осужденных людей. Но сразу возникает тысяча вопросов: действительно ли они невинно осужденные, действительно ли мера наказания, вынесенная им судом на абсолютно законном основании, не соответствует демократическим нормам цивилизованных государств, действительно ли Сан-Лоренцо может быть признано цивилизованным государством, действительно ли Хорхе преследует исключительно благородные цели. А может быть, он заблуждается? Не исключено, кстати, что при самых благородных побуждениях от его акции пострадают тысячи невинных людей. Разве он может быть уверен в результатах своих революционных действий?

- Никогда прежде не догадывалась, что ты - законченный циник.

- Благоразумный, внимательный к окружающим циник. Да, это обо мне. Вне всякого сомнения.

- А разве цинизм не есть тайная форма поддержки зла?

- Нет.

Наш разговор получился занятным. Чрезвычайно острая получилась перебранка на пустом месте. Но стрельба стихла. А вместе с ней пропал и интерес к обмену мнениями.

- Почему все закончилось так быстро? - спросила Нина.

- Стороны выполнили свои задачи.

Мы подождали продолжения событий, но довольно быстро убедились, что все самое интересное уже произошло. Я непроизвольно зевнул, не следует забывать, что был шестой час утра. Нине мое проявление сонливости не понравилось. Мне захотелось объяснить, что мышцы моего лица сократились не из-за приступа охватившей меня скуки, а только по причине недосыпа, но она уже ушла. Может быть, и к лучшему. Пошел досыпать и я.

*

Сон долго не приходил. Но потом дремота взяла свое. Я зевнул еще пару раз и забылся в приятной истоме. Мне даже приснился какой-то сончик из разряда не вещих. Довольно глупый. Я, будто бы, пытаюсь ловить рыбу, а некто в черной маске мешает мне, причем весьма странным образом: он высматривает в океанских просторах подплывающих ко мне рыбин заслуживающего внимания размера и расстреливает их из автомата “Узи”. Одна по-настоящему огромная рыбина проигнорировала пульки и продолжила путь к моим снастям, тогда этот мерзавец выстрелил в нее из гранатомета. Не помню, попал ли он, потому что проснулся от охватившего меня чувства брезгливости и злости. Во сне я был почему-то уверен, что рыбина изначально принадлежит мне, а потому любые посягательства на мою собственность показались мне исключительно отвратительными.

Я проснулся, вспомнил свой сон, попытался проанализировать его, но вовремя одумался - я такой чушью не занимаюсь, никогда не верил в эзотерический бред.

Солнце поднялось уже достаточно высоко. Я посмотрел на часы. Было уже около полудня. Удивительно, что меня никто не разбудил. Наскоро приведя себя в порядок, я отправился выяснять, что происходит на вилле.

Я заглянул в келью к Николасу. Старый бродяга сидел неподвижно, уставившись в стенку.

- Что ты делаешь, дружище? - спросил я с удивлением.

- Молюсь, - ответил он.

- Молишься? - мое удивление возросло стократно. Никогда прежде мне не приходилось видеть молящегося Николаса. До сих пор, если он и позволял своему религиозному чувству брать верх над показным скептицизмом, то тщательно скрывал это от посторонних наблюдателей. Я, по крайней мере, был убежден, что он убежденный прагматик и позитивист. Вот уж поистине - век живи, век учись…

- Пришел день испытаний… - Странные слова в устах позитивиста, не правда ли?

Но только заглянув в его глаза, я заподозрил, что происходит что-то ужасное… Ужасное? Важное?

- Ты в состоянии объяснить, что произошло?

- Да, но я не смогу подсказать тебе, что нужно делать, и как сегодняшние события повлияют на наше с тобой положение. Похоже, что нам придется расстаться с виллой на Сан-Лоренцо. Но я не уверен. Об этом, собственно, и размышляю. Спрашиваю совета у Отца нашего небесного.

- Ты пробовал меньше пить после ужина? - пошутил я.

- Конечно… Только не думаю, что выход из положения так прост.

- Что произошло? - я стал терять терпение.

- Спроси лучше у Нины, не сомневаюсь, что она знает о надвигающихся на нас безобразиях больше, чем я.

Пришлось отправиться за разъяснениями к Нине. Не нужно было быть пяти саженей во лбу, чтобы понять - глубокое полуобморочное состояние, в которое впал Николас, каким-то образом связано с ночной стрельбой в столице. Оставалось сообразить только - причем здесь я, писатель Килгор Хеминг? Почему за неумелые партизанские действия местных романтиков должен расплачиваться я?