Читаем Творчество и развитие общества в XXI веке: взгляд науки, философии и богословия полностью

В самом широком плане под идеологией понимается не что иное, как система идей, формирующая замысел какого-либо проекта – технического или научного, художественного или социального, политического или геополитического. При этом идеология позволяет сконструировать более-менее четкий образ конечного (желаемого) результата и сформировать представление об этапах достижения поставленной цели. Специально этой теме (с учетом специфики научного и технического творчества, исторического контекста и эволюции феномена политической идеологии) посвящена известная книга Ю. Хабермаса «Техника и наука как “идеология”». Следует обратить внимание на кавычки, выделяющие слово «идеология», благодаря чему внимание фиксируется на том, что мы имеем дело с неоднозначной интерпретацией этого явления. Уже на этапе общей постановки проблемы и на всём протяжении анализа Ю. Хабермас, как и большинство авторов, пишущих о технике или науке как об идеологии, ссылается на позицию Г. Маркузе (“Kultur und Gesellschaft”), который вполне аргументировано обосновывает базовый тезис: «понятие технического разума, возможно, само является идеологией. Не только применение этого разума, но уже сама техника представляет собой господство (над природой и человеком) – господство методическое, научное, рассчитанное и расчётливое. Определённые цели и интересы этого господства отнюдь не навязываются технике лишь задним числом и извне. Они содержатся уже в самой конструкции технического аппарата. Соответственно, техника – это общественно-исторический проект. В ней спроектировано то, что общество и господствующие в нём интересы замышляют сделать с людьми и вещами. Подобная цель господства “материальна” и в связи с этим принадлежит самой форме технического разума».[2]

Разумеется, аналогичные выводы можно сделать и применительно к художественному творчеству, в первую очередь к литературе, поскольку именно в литературном творчестве пребывает философия и формируются идеи, составляющие основу так называемого рецептурного мышления. Как тонко пометил А. С. Панарин, «модерн выступил как машина утилизации природы, культуры и самого человека и поставил задачу перевода наличной информации из дискриптивного (описательного) состояния в прескриптивное (технологически рецептурное). Те информационные слои культуры, которые не поддавались процедурам такого перевода, третировались как “пережиток”, создающий “информационный шум”. Критерии, по которым осуществлялись указанные процедуры, сформировала позитивистская методология. Это “чувственная” (эмпирическая) верифицируемость, экспериментальная подтверждаемость и операциональность (переводимость на язык исчислений)». При этом Панарин делает чрезвычайно важный вывод: «предварительно надо отметить, что ни моральные заповеди, ни озарения великой культурной классики этим критериям заведомо не удовлетворяли (В самом деле: что стало бы с моралью, если бы её максимы подвергались критерию эмпирической подтверждаемости или практической отдачи!)»[3].

Среди множества современных работ, посвященных роли идеологии в художественном творчестве и литературе, можно выделить культурологические исследования М. Кундера. Он предлагает наиболее простое и четкое обоснование этой проблемы, называя идеологией сквозной замысел, мотив, обычно скрытый в подтексте произведения. По этой причине любой повествовательный текст, по его мнению, пронизан идеологией, под которой следует понимать не только ангажированность, зависимость от какой-то идеологемы, программность или идейность (идейность в интерпретации П. Бурже), но и заложенную в художественный текст «определённую мораль и определённую технику». Идеология обнаруживается и в том, что художник «создает свои приоритеты, даже когда сам того не хочет»[4]. Именно по этой причине романист – это не чей-то рупор, а «рупор собственных идей»[5].

Политические идеологии и творчество масс

Отличие политической идеологии от таких трактовок, делающих акцент на личностном начале творческого процесса, заключается, на первый взгляд, в том, что её обычно воспринимают как творчество масс, поскольку она действительно вовлекает в процесс изменения социального мира (коллективное социальное творчество – как созидательное, так и разрушительное) миллионы и даже миллиарды людей. Вместе с тем подобная трактовка ни в коей мере не исключает индивидуального начала. Дело в том, что любая политическая идеология, даже эгалитарная, элитарна по своему генезису (только элиты сохраняют контроль над производством и распространением знаний, массмедиа и технологиями индоктринации). Впрочем, политические идеологии не только не скрывают, но, напротив, всячески демонстрируют свою элитарную (теоретическую) основу – те или иные всемирно известные научные школы и учения, созданные выдающимися мыслителями.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука. Философия. Религия

Творчество и развитие общества в XXI веке: взгляд науки, философии и богословия
Творчество и развитие общества в XXI веке: взгляд науки, философии и богословия

В условиях сложной геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия, активизация собственного созидательного творчества в самых разных областях становится одной из приоритетных задач страны. Творческая деятельность отдельного гражданина и всего общества может выражаться в выработке национального мировоззрения, в создании оригинальных социально-экономических моделей, в научных открытиях, разработке прорывных технологий, в познании законов природы и общества, в искусстве, в преображении человеком самого себя в соответствии с выбранным идеалом и т. п. Авторы данного сборника исходят из того, что источник созидательной энергии личности и социума заложен в живой связи с национальной культурой и духовной традицией, которые обусловливают цели, задачи и результаты творческой деятельности.Для специалистов и широкого круга читателей.

А. В. Паршинцев , Алексей Викторович Паршинцев , Коллектив авторов , Сборник статей

Философия / Образование и наука

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука