Творчество; Воспоминания; Библиографические разыскания

Во все время ученья Введенский с особенным интересом изучает языки. Кроме обязательных для духовного училища греческого и латыни, он в тринадцать лет начинает самостоятельно учить французский, в семинарии учит немецкий и древнееврейский, а в академии - итальянский и английский. А. А. Фет, познакомившийся с Введенским в 1838 г., вспоминает: "По латыни Введенский писал и говорил так же легко, как по-русски, и хотя выговаривал новейшие языки до неузнаваемости, писал по-немецки, по-французски, по-английски и по-итальянски в совершенстве" (Э 490, с. 131). Известны письма Введенского к знакомому, писанные на латыни. Занятия языками продолжались и по окончании учебы. В 1844 г. Введенский, тогда тяготившийся службой в Дворянском полку, занимается греческим и латинским языками в надежде (так и не осуществившейся) получить "латинское место" в гимназии. Годом раньше вместе с А. П. Милюковым {А. П. Милюков - публицист, в описываемые годы - преподаватель средних учебных заведений.} и учителем немецкого языка в Дворянском полку Е. Э. Краузольде нанимает учителя английского - некоего мистера Гильмара, причем все трое удивляют англичанина ясным пониманием английских текстов и чудовищным их произнесением. Скорее всего, этот недостаток с помощью мистера Гильмара был Введенским исправлен, а потому ходившие в пору переводческой славы Введенского анекдоты о том, что при встрече с Диккенсом он принужден был изъясняться письменно - не более, чем широко разошедшаяся шутка. Вскоре, вспоминает Милюков, "Введенский напал на занятие, которое и доставило ему известность в нашем образованном обществе: это были переводы Диккенса, Купера, Теккерея и других английских романистов, до тех пор едва известных у нас по именам" (Э 478, с. 66). Введенский действительно начал переводить английских авторов не раньше середины сороковых годов. Сам он в письме Я. И. Ростовцеву, начальнику штаба военно-учебных заведений (1849), сообщает: "В половине 1847 года, тридцати двух лет от роду, я принялся изучать английский язык, и плодом этого изучения был прежде всего перевод мой огромного диккенсова романа "Домби и сын", который был напечатан в "Современнике" за 1848 год" {Рус. старина. 1879. Т. 25, кн. 8. С. 742.}. Ту же дату - 1847 год - он повторяет в прошении, представленном им в Совет императорского Санкт-Петербургского университета, о включении его в число претендентов на вакантную должность адъюнкт-профессора русской словесности (1851) (Э 470, с. 258). Введенский, конечно, преувеличивает здесь внезапность своих занятий английским языком. В 1847 г. из-под пера Введенского не только уже выходили рецензии на английские книги, но и появился его первый перевод - "Отечественные записки" напечатали "Опыт продолжения романа Вальтера Скотта "Айвенго"". К чему было Введенскому представлять свое знание английского языка столь недавним, непонятно, а его и так не слишком скромные заявления, что "в моих только переводах Диккенс впервые начал выражаться по-русски достойным его языком" (Э 470, с. 259), в таком контексте принимали совсем странный вид.

Существует неправдоподобное, но чрезвычайно забавное свидетельство Фета, который якобы видел, как Введенский переводил. "Нуждаясь в деньгах, И. И. обращался к книгопродавцу Наливкину, прося у него и у других, которых имен указать не умею, переводной работы. Сколько раз, уходя поздно вечером... мы с Медюковым изумлялись легкости, с которою он, хохоча и по временам отвечая нам, сдвинув очки на лоб, что называется, строчил с плеча переводы из Диккенса и Теккерея, которые затем без поправок отдавал в печать" (Э 490, с. 137). Не говоря о том, что первая публикация Теккерея на русском языке относится только к 1847 г. (а Фет общался с Введенским с 1838 по 1840 г.), переводы Диккенса, появлявшиеся в это время, Введенскому тоже не принадлежали. Фет писал свои воспоминания почти через сорок лет после смерти Введенского, и на его юношеские впечатления, должно быть, немало потускневшие, наложилась позднейшая переводческая слава Введенского.