Творчество Жака Фейдера

На протяжении всего фильма мы живем в другой эпохе и не ощущаем ни музейного холода, ни академизма. Зритель никогда не забудет ни испанских всадников, бешеным аллюром проносящихся по улицам фламандского городка; ни увиденных с птичьего полёта мирных пейзажей Фландрии, окутанных серебристой дымкой утреннего тумана (операторы Страдлинг и Луи Паж); ни движения испанской колонны, мерную и грозную поступь которой подчеркивает музыка и медленно вздымающиеся крылья ветряных мельниц.

«Героическая кермесса» могла бы стать острой антибуржуазной сатирой. В ней содержится немало метких выпадов против трусости, бессилия, эгоизма бумских горожан и бесстыдного приспособленчества их «мудрых жен». Тонкой иронией отмечены сцены, где насмерть перепуганные мужчины прячут оружие в хлебах, в брюхе толстых рыб и грудах прочей снеди, заявляя при этом, что «речь идет о высших государственных интересах». В действительности их заботит только сохранение собственной шкуры и собственного имущества.

Деньги, выгода, доход ― этим «святым» словам подчинены помыслы и поступки бумских буржуа. Когда мясник приходит к бургомистру сватать его дочь Саскию, разговор идет о количестве свиней и баранов, которых мясник обязуется покупать у будущего тестя. После того, как этот «основной» вопрос урегулирован, согласие на брак дается автоматически, оно подразумевается само собой.

Следует ли удивляться, что и в отношениях с испанцами соображения выгоды оказываются решающими. Вот кабатчик, который обеспокоен тем, что веселье испанцев приобретает слишком шумный характер: ведь в городе траур (по случаю мнимой смерти бургомистра). Но стоит жене шепнуть ему, что испанцы платят звонкой монетой, ― и его колебаниям приходит конец.

Фильм остроумно высмеивает военную фанфаронаду бумских буржуа. Для этой цели режиссер использует групповой портрет, который в XVI-XVII вв. сложился как традиционная форма эстетического утверждения независимости и гражданской гордости бюргерского сословия.

Бумские бюргеры, одетые в парадные мундиры офицеров стрелковых рот, проводят на главной площади города ежегодные стрелковые соревнования, а затем позируют в помещении ратуши для группового портрета. Кинокамера ехидно подмечает их неуклюжесть, неумение носить мундир и обращаться с оружием. Нам видна нелепость и натянутость их поз, когда, разместившись вокруг праздничного стола, они предоставляют художнику запечатлеть их облик «для потомства». В фильме тщательно подобраны «снижающие детали» (мухи, налетевшие на сладкий пирог, и мешающие офицерам сохранить приличествующий случаю важный вид) для раскрытия мнимой воинственности и показной самоуверенности бравых бюргеров.

Фейдер заимствовал композицию кадров и живописное решение этого эпизода у знаменитых групповых портретов Франса Гальса, но одновременно резко изменил психологические характеристики персонажей. Если великий голландский художник отмечал энергию, чувство собственного достоинства свободных бюргеров, то Фейдер, двести лет спустя, подчеркивает напыщенность, самодовольство, ничтожество спесивых буржуа. Так, обратившись к классическим образцам изобразительного искусства, режиссер переосмыслил их с позиций современности. В образах фламандских бюргеров он увидел черты, характерные для современной буржуазии.

В известном отношении фильм Фейдера оказался пророческим, ибо в нем было предугадано социальное поведение французской буржуазии, которая несколько лет спустя станет на путь соглашения с гитлеровскими захватчиками.

Сатирическая линия тем не менее не была доведена в фильме до конца. В «Героической кермессе» мы зачастую находим вместо сарказма добродушный смех, вместо гневного возмущения - незлобивый юмор.

Прежде всего бросается в глаза произвольная трактовка образов испанцев. Известно, к каким гибельным последствиям привело Фландрию испанское господство. После изнурительной войны перемирие 1609 года закрепило завоеванную кровью независимость северных провинций, так называемых голландских Нидерландов. Это же перемирие оставило южные провинции, в том числе и Фландрию, в рабской зависимости от испанцев, которой суждено было продлиться около столетия. Каковы же были последствия этого для страны?

«Города и деревни запустели. Фландрия, Брабант, Геннегау были опустошены и в них осталось очень мало жителей; этот «сад Европы» остался без рабочих рук и волки бродили по заброшенным полям. Корабли перестали останавливаться в Антверпенской пристани. Там продавались или отдавались внаймы дома целыми улицами и в таком же положении находились Гент, Брюгге, Ипр, Брюссель, Монс, Торнау и Валансьенн»{«Всеобщая история с IV столетия до нашего времени», т.5. Составлена под общим руководством Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо. М., 1898, стр. 206}.